Homo Argenteus. Сознательная история

Единство Силы, Ума и Справедливости

Единство Силы, Ума и Справедливости

Пока автор размышлял о триединстве мира, А. Леонидов написал интереснейшую статью о единстве Силы, Ума и Справедливости. Предлагаю ее Вашему вниманию — «Человек, лишенный представлений о добре и зле — чудовищно ужасен» (источник: https://ss69100.livejournal.com/4630969.html). «Структурировать хаос в голове современного человека — очень трудная, ПОЧТИ невозможная задача. Повод для сдержанного оптимизма дает только слово «ПОЧТИ». Какой-то шанс остается — им и постараемся воспользоваться. Помним, что социопсихические заболевания — разновидность психических, а следовательно: болезнь не повод ненавидеть или презирать. Больной человек — враг не нам, а самому себе. Знаем, сами болели по юности. Всех любим, всем сочувствуем, говорим очевидное и неопровержимое, занудно разжевываем прописные истины — у нас нет иного пути… Понятно, что современный человек, доигравшийся уже до апологетики либеральных майданов и культов самозванцев, вроде Навального, находится на очень запущенной стадии хаотизации сознания. Привычные, веками вырабатывавшиеся категории и онтологические пары признаков разрушены у него в голове, там, в сущности, «пожар на чердаке». Человек майданного времени катастрофически неглубок, его легкомыслие и поверхностность оценок принимают патологический характер, близкий к клиническому слабоумию. Такой человек неадекватно оценивает все: и движущие силы общества, и масштабы соотношения проблем, и собственное место и роль в жизни, и государственность с правами (и обязанностями) человека, и т.д., и т.п. Для того, чтобы просто начать разговор с человеком, у которого такой девственно-зоологический хаос в мыслях, приходится возвращаться к самым истокам истории, потому что мышление современного обывателя — догосударственного периода, родо-племенного строя, да и то хорошо, если не еще ниже. Если в объективной реальности история была и свершилась, то для этих людей она не просто закончилась — она для них и не начиналась. То, что кажется катастрофически не-глубокому юноше поколения ЕГЭ «новым» – на самом деле для образованного человека выступает очевидно-первобытным, предельно-архаическим, давным-давно пройденным. Мышление майдауна сейчас находится в той точке первородного хаоса, из которой когда-то начала разворачиваться история с ее сперва примитивными, а потом все более и более совершенными формами государственности. Еще немного, еще одно «поколение ЕГЭ», «свободы личности» – и мы окажемся в ситуации необратимости деградации общественных форм. И тогда придется начинать снова от египетских пирамид и вавилонских зиккуратов, да еще не факт – получится ли эдакое всепланетное «можем повторить»?

Первобытный хаос, как известно историкам и этнографам, отличается полной внутренней свободой и внутренней раскрепощенностью «личности» (точнее, личинки, особи). Внешняя среда, конечно, влияет, ограничивает свободу – но внутри ограничителей еще не сформировалось. Люди чудят, как могут: одни себе подобных жрут, другие себе курганы трупами набивают, третьи ходят пограбить Византию «чисто криминально», четвертые… Мало кто сегодня осознает, что полная внутренняя раскрепощенность особи «без комплексов» означает полный и безусловный диктат грубой силы. Если с моральной точки зрения можно все – тогда нельзя только то, чему неодолимая сила препятствует. В первобытном мире, как и в либеральном, нет никаких устойчивых сакралий, «боги» – скорее кореша и подельники, чем твои владельцы. Поэтому там существует только Право Силы и никакой Силы Права. С 1991 года мы имели сотню ярких иллюстраций такой особенности либерального жития: кто расстрелял парламент из танков, тот и хозяин в стране, и т.п. В чем разница между верующим в Истину и верующим в Силу? У первого имеется Господин Сверху, у второго – покорный Слуга Снизу. Первый – «раб Божий», второй – считает себя «Господином Вселенной». Пистолет не спрашивает хозяина – вправе ли тот стрелять туда, куда стреляет. Пистолет – слуга. Он своей убойной силой обслуживает прихоти и капризы своего обладателя. То же самое можно сказать и о Силе вообще. Она служит своему обладателю вне и помимо всех вопросов различения добра и зла. Нет никаких сомнений, что стремление к свободе и желание выскользнуть из любой принудиловки, жить только по собственной воле – исконное и первородное для любого человека. Оно включается автоматически – как только отключены блокирующие его высшие мотивации. В чем главная проблема свободного человека? Не признавая за собой никаких обязанностей (служба в армии = тюрьма и т.п.) он лишается и всех прав, хотя сам, возможно, этого не понимает.

Если ты ничего не защищаешь – то и тебя ничто не защищает. Ты свободен от армии, партии, государства, «тирании» – но ведь и они свободны от тебя (если ты отвязался от колышка – то и колышек отвязан от тебя, нет?). Поэтому когда приходят Дудаев, ваххабиты, гитлеровцы-бандеровцы, просто уголовная банда – свободный человек остается с ними один на один. Включается наивная апелляция к формальным правам свободного человека. Она смешна. Говорить с Джохаром Дудаевым о законности – так же нелепо, как в лесу с медведем обсуждать творчество Анатоля Франса… Люди уже в древности отказались от первобытной и первородной свободы особей – потому что имели богатый опыт разговоров с дудаевыми и бандерами о правах человека и достоинстве личности… Люди на своей шкуре поняли, что силе можно противопоставить только силу, организации – организацию, монстру – монстра. Люди стали создавать подобные монстрам государственные объединения с жуткой рабской несвободой внутри – потому что снаружи, в свободном мире кочевых племен и диком поле еще хуже. Гоббс назвал эти монструозные образования «левиафанами»… Почему так получилось? Почему история пошла этим руслом – а не руслом галлюцинаций Кропоткина и других анархистов? Причинно-следственная связь очевидна: люди узнали реальность. Поняли, что в реальности, в отличие от снов и мечтаний, господствует только сила. Поиски Силы стали для древнего человека всепоглощающей задачей: люди соглашались на любые издержки, пытки и тяготы, лишь бы их государство стало сильнее. И смогло эффективнее отражать атаки убийц-людоедов, недостатка в которых никогда не было, и сегодня нет. Но развивалась не только физическая сила. Параллельно ей, и постепенно опережая, стала развиваться умственная сила сопротивляющегося всепожирающей среде человека. В своей борьбе с прущей отовсюду смертью, интеллектуалы придумали не только «греческий огонь» и катапульты, но и письменность (сопротивляясь забвению своих мыслей после смерти). Умственное развитие человека, начатое в беспощадной и кровавой борьбе без правил, тем не менее, развивало абстрактное мышление. Там, где мышление стало абстрактным, там появляется Идея Справедливости. Это нечто новое для зоологического мира. На Идее Справедливости строятся теории государства и права, мораль и этикет, правила хорошего тона, представления о психической вменяемости и т.п. Равно как и проект, сразу или постепенно, но построить социализм – общество торжествующей социальной справедливости…

В этой точке произошло самое опасное расщепление коллективного разума в человеческой истории. Дело в том, что сила материальна, справедливость идеальна. Они существуют в разных мирах, по разным законам, в естественной среде не пересекаются от слова «никак» и чтобы совместить их, тем более системно, полноценно совместить – нужно весьма и весьма постараться. Справедливость базируется на вере. Сила на реальности. Дуализм Силы: Можно взять <=> Нельзя взять. Троичность Справедливости: Кроме «можно» и «нельзя», технических категорий, существует еще и третья: когда нечто технически возможно, но нравственно недопустимо. Получается парадокс, который своим кажущимся алогизмом бесит язычников, атеистов и циников: — Можно, но нельзя. Они убеждают нас, что так не бывает с точки зрения механического, материалистического (вещистского) детерменизма. Или возможность есть, или ее нет. И не может быть в природе одновременно и доступного, и невозможного. Мы говорим – да, в природе не может. Этим (идеей справедливости) общество и отличается от дикой природы, а соционика – от зоологии и механики. Совершенно очевидными мне представляются две истины: 1) У человека нет врожденных представлений о добре и зле, их предстоит внушить новорожденному в процессе воспитания. 2) Добро от зла человек различает силой своей веры, а не простым уведомлением «к сведению». Мало ли кто и что сообщает нам для сведения? Информация не побуждает нас к действию, пока мы не поверим в нее. Как нравственность невозможна сама по себе, вне общей веры, идеологии, картины мира, порождающей ее нормы, так и деградация нравственности не бывает без деградации идеологии. Никто и не пытается скрывать (включая участников), что к приватизации 90-х привела деградация советских верований и советской картины мира. Вначале люди массово разуверились во всем, а потом столь же массово совершили преступление, почти не имеющее аналогов по масштабам в мировой истории… Кризис веры автоматически запускает кризис нравственности, а через него – и кризис законности, правосознания. Это к вопросу о том, зачем большевикам нужно было христианство, и как отказ от христианства привел большевиков к краху. Теперь вопрос обратный: зачем христианству большевики? Зачем духовности и вере боевики с оружием?

Духовно и умственно развиваясь, человек приходит представлениям о «Правильном», которых у него изначально нет (как нет их и у животных). Не проделав этого духовного пути, человек, разумеется, не может построить ни социализма, ни цивилизованного общества, ни понять, что социализм и цивилизация – одно и то же разными словами. Любой развитой (прогрессивной) форме общественного устройства необходима внутренняя зрелость человека, носителя цивилизованных норм быта. Любые, даже самые мудрые законы неприменимы к обществу духовных дикарей – точно так же, как обезьяны не в состоянии управлять атомоходом: не потому, что техника плоха, а потому что ее пользователи не готовы к ней. Однако внутренняя зрелость человека – не переходит во внешний мир автоматически. Оттого, что человек «все понимает» – еще не происходит автоматических перемен. Он может «все понимать» – но молчать и бездействовать. Кроме представлений о правильном у человека есть еще и представления о возможном. Они, к сожалению, не всегда совпадают. Часто бывает так, что признанное правильным, достойным, истинным – невозможно. Такой разрыв связан с недостатком силы. Любому суду мало вынести приговор – нужны и те, кто приведут приговор в исполнение. Иначе приговор превращается в тост, в пожелание. Человеческая цивилизация возникает из представлений о правильном поведении и табуировании признанного неправильным. Но она возникает не в вакууме! Она возникает в борьбе со стихиями, первородным хаосом, как природным, так и социальным, которому безразличны или враждебны наши представления о правильном и неправильном, желанном или недопустимом. Никакое зло не исчезает само по себе (и в этом, увы, его отличие от добра, которое может расточиться в энтропическом процесса). Всякое зло необходимо удалить, для чего и требуется сила, служащая идеологическим представлениям о Правильном. Сила-служанка. Не парадокс ли?! Слугой делает слабость. А как мы можем сочетать Силу и Служение?! Разве Сила и Господство не увязаны намертво в вечном рабовладении? Для того, чтобы выжить, банально выжить – нужен милитаризм. Этот инструмент необходим: все, что не способно защищаться, пожираемо (закон биосферы). Но для того, чтобы реализовать вдохновляющие развитое сознание Идеи Справедливости – любой милитаризм не подойдет.

Нужен особый, «красный» милитаризм. Надо, чтобы армия была, с одной стороны, всех сильней, но с другой – чтобы она была советской. А гитлеровская, например, тоже очень сильная. Но для реализации идей Справедливости она совершенно не подходит… Нужен инструмент, с одной стороны, инструментально первосортный, а с другой – весьма и весьма специфический. Так монтер, которому нужна крестообразная отвертка – отвергает даже очень хорошую, но обычную отвертку… Там мы подошли к необходимости КРАСНОГО МИЛИТАРИЗМА, который, случись недобор функций, приведет к катастрофе. И если будет не красным. И если не будет милитаризмом. Он нужен только такой – а всякий иной непригоден. Если, конечно, хотите строить прогрессивное будущее. А если желаете начать «обратно с пещер» – тогда любой инструмент подходит, ломать – не строить! А что такое «прогресс»? – спросит нас придирчивый критик… Объясняем, снова нудно разжевывая очевидное (умные, терпите, надо, чтобы все поняли). Все мысли в голове человека, не считая рефлекторно-инстинктивных, делятся на три категории: убийственные, жизнесовместимые и прогрессивные. Убийственные (они же суицидальные) идеи – мешают человеку жить, толкают его к самоубийству, самоуничтожению. Жизнесовместимые сохраняют человека живым, но в той или иной степени ограничивают его развитие, как интеллектуальное (внутри), так и техническое (вокруг). Многие жизнесовместимые мысли оказываются в то же время ловушками, капканами на человека, пусть не суицидальными, но заклинивающимипсихопатологиями. Такая мысль не убивает носителя, но и не дает ему развиваться. Она помещает его в круг вечных повторений, учит не обращать внимания на безысходность и тоску бега по замкнутому кругу. Например, если я одержим идеей каждое утро съедать патиссон, и считаю это дело священным – то мне это никак не повредит. Но не очень сильно и поможет. Идея о том, что поедание патиссона – есть дело доблести, подвига и геройства, удел святых – никак не повредит выживанию носителя, потому что патиссон – овощ полезный. И если свести весь смысл жизни к ритуальному поеданию патиссона – ничего страшного не случится. Как и ничего великого, славного, примечательного – тоже.

Прогрессивные мысли (идеи развития) – прежде всего, тоже жизнесовместимы. Немыслимо считать прогрессом процесс, который не оставляет жизни своему носителю! Естественно, человек должен в первую очередь выжить – и только после этого можно говорить о развитии. Прогрессивные мысли находятся в конфликте с мракобесием суицидальных идей, но они поневоле оказываются в конфликте и с целым рядом жизнесовместимых тупиковых идей. Цепляясь за это, враги прогресса настаивают, что он враждебен жизнеутверждению, несовместим с жизнью – подобно тому, как массивные творения скульпторов с острова Пасхи оказались несовместимы с жизнью на острове. То есть между идеями прогресса и суицидальными идеями находят некоторое сходство, которое сводится к отрицанию интеллектуального тупика бесплодной и бесперспективной, но совместимой с жизнью практики. Требование к идее прогресса быть совместимой с жизнью, быть жизнеутверждающей – разумно и корректно. Тем не менее, между тупостью животного существования, пусть не пытающегося себя убить, но безысходного, и идеями «обожения» человека, восхождения и совершенствования его – тоже очень существенная разница. Важно отметить, что животное, в силу абсолютного доминирования выверенных миллионолетиями инстинктов, не знает ни суицидальных, ни прогрессивных мыслей. Все поведение животного сводится к единожды установившимся (незапамятно давно) стандартам выживательного поведения. Они приспособлены к конкретной окружающей среде и при перемене среды ничем не могут помочь своему носителю. Свобода воли человека проявляется в том, что он может генерировать еще и суицидальные, и прогрессивные мысли. У всякой идеи есть качество и есть количество. Качество идеи заключается в ее интеллектуальной полноценности, а количество – в числе носителей, усвоивших, а главное – способных усвоить идею. Идея может быть блестящей с точки зрения ее потенциала, блестяще сформулированной, но совершенно непригодной для жизни в дикарской среде. Не потому, что она плоха – а потому что нет подготовленных для нее носителей.

Несомненно, идея справедливости (которая есть общий корень для идеалов морали, законности, цивилизованности и социализма) не может действовать просто так. Чтобы просто появиться в голове – она требует общего уровня умственной развитости, подготовленности, определенного уровня абстрактного мышления, ниже коего не держится, как вода в решете. Не стоит рассчитывать, что сообщество тупых дегенератов способно воспринять что-то кроме мотиваций грубейшими физиологическими удовольствиями собственной особи. Идеи справедливости – это понятийный язык, до какого-то уровня недоступный людям, как детям недоступен понятийный язык высшей математики (и ее бессмысленно пытаться преподавать первоклашкам). Но и умственным развитием человека дело не исчерпывается! Внутреннее останется внутри до тех пор, пока не отысканы материальные, физические, силы настоять на своем видении жизни. Человеку нужно обрести Силу, не потеряв при этом из головы идею Справедливости, а это очень сложно – как одной рукой ловить два предмета (такое умеют только жонглеры). Естественно, первые государства и были неловкими опытами жонглировать двумя никак не связанными между собой предметами: Силой и Справедливостью. Человек хватал одно – ронял другое, подхватывал другое – и ронял первое, и так много раз подряд. Без Силы ты не можешь наказать злодеев – наоборот, это они «накажут» тебя (что и происходит сегодня вокруг нас в итоге инфернальных «реформ»). Надо ведь понимать, что Сила (мощь) сама по себе лишена представлений о справедливости, добре и зле, точно так же как и любой неодушевленный инструмент. Материальное объективно еще и в том смысле, что безоценочно (амбивалентно). Всякий понимает, что нож не бывает сам по себе добрым или злым, справедливым или преступным: нож существует объективно, как вещь, и к нему нельзя применить оценку, допустимую лишь для мира идей, для духовного мира. Нож может быть без человека – справедливость или добро без человека быть не могут. Можно оставить нож в чемодане в заброшенном доме, но нельзя оставить в чемодане оценочные категории. Формальный закон может опираться на насилие – ты в него не веришь, но из страха наказания подчиняешься. К представлениям о справедливости это не относится. Они неотделимы от субъективного восприятия: если ты не считаешь что-то справедливым, то оно для тебя несправедливо. То есть идеи справедливости объединяют людей, но не существуют вне и помимо людей. Если их нет в человеке, то их вообще нет.

Человек, лишённый представлений о добре и зле – чудовищно ужасен. Но представления о добре и зле не являются врожденными. Они не диктуются житейской целесообразностью! Ею диктуется личная выгода, а мы уже имели тысячу случаев убедиться, как далека личная выгода особи от общих представлений о справедливости, добре и зле, законе и норме. Представления о добре и зле нельзя внушить формальным воспитанием (в СССР воспитывали героев, а выросли приватизаторы). Их можно получить только через веру, когда человек в них искренне верит (а не просто осведомлен о них). Мало ли о чем нас просто информируют, осведомляют? Мы не будем, да и не можем, да и не обязаны, делать все, что нас советуют сделать чужие и посторонние люди! Если другой человек считает что-то неправильным, это вовсе не значит, что мы тут же, из солидарности с ним, некритически тоже начнем это считать неправильным. Не-правильно только то, что не соответствуют принятым нами самими правилам. Не-нормально только то, что не соответствует нашей норме, а не, скажем, норме древних ацтеков, для которых человек, не приносящий в жертву пленных и детей считался аморальным и безответственным членом общества! Человек вне веры не в состоянии различить добро и зло: они сливаются в общей бессмысленности всего в безверии. Но мало различать добро и зло. Человек, лишенный силы, воли – глубоко несчастен, даже если он прекрасно различает их. Понимать-то он все понимает, а сделать ничего не может. Только плакать вместе с жертвами несправедливости, которая ему – не по зубам. Может ли быть сила без справедливости? Глупый вопрос, конечно, может! Может ли быть справедливость (как понимание, представление) без силы? Вопрос не умнее: тысячи примеров неотмщенной несправедливости вокруг каждого из нас.

То есть сила сама по себе чудовищна и кошмарна – как дикий крупный косматый хищник. А справедливость сама по себе – пуста, она лишь сопливый всхлип, если не лицемерие. Значит, неопровержимо: нужны сразу оба компонента. Без любого из них цивилизации не бывать! Нужны и сила и справедливость. И кодекс, и меч, скажем так. Чтобы быть человеком – нужно уметь и «различать духов, от кого они», и уметь стрелять, фехтовать, драться. Смесь справедливости и силы в одном флаконе склонна к распаду, и в этом трагедия человеческой цивилизации. Все провалы цивилизации на протяжении 5 тысяч лет связаны с тем, что окультуренная сила дичала, зверела. И в этом смысле катастрофа «перестройки» в СССР – типична для цивилизационных катастроф. Если человек нравственный физически ослабел, или наоборот, человек физически сильный скатился к т.н. «нравственному помешательству», то случается именно то, что мы пережили: зло и беззаконие грубо торжествуют, добро и справедливость рыдают на обочине. Только совмещение в одном человеке и силы и справедливости – есть реальный социализм. Он отличается как от умозрительно-утопическоговоображаемого социализма фантазий и грез, так и от весьма реальных, но зверских форм рабовладельческого общества. Совершенно очевидно, что: 1) Мы должны знать, чего хотим. 2) Мы должны добиться, чтобы с нашим мнением считались. Ни один из пунктов сам по себе не работает от слова «никак». Пусть нас очень даже уважают и привечают, и готовы выслушать – что мы скажем, если у нас смута и хаос в голове? Наоборот – пусть в голове у нас идеально-чистый разум, в котором «все по полочкам», но что мы можем, если нас не слушают, и плевать на нас хотели? Слова и термины не так важны, они лишь условные знаки – важна суть. А суть реального социализма отражена в представлениях о «красном милитаризме», армии справедливости, сочетающей в себе и грубую силу и тонкие принципы. Это и есть тот самый «орден меченосцев», о котором мечтал И.В. Сталин, когда говорил о своей партии. Партия бесполезна, если наполнена решительными уголовниками или бессильными болтунами. Толк от нее есть только тогда, когда ее член – «монах-воин», выступает как источником веры, так и источником насилия.

Каково же требование Разума к человеку? Пожалуй, единственное: адекватность! Ты можешь хотеть чего угодно, дело твое – но обязан знать тот мир, в котором находишься. Если окружающий мир не соответствует твоим идеалам – изменить его можно только адекватными жизни процедурами. Как исторически возникала храмовая монархия? Вообразите себе светлого человека, окруженного племенами каннибалов. Этот человек хочет прекратить, пресечь отвратительный каннибализм и вообще свойственное животной природе буйство садо-мазохизма, бесноватости, содомии и разномастных извращений. Как он может хотеть? Три варианта: 1) Он хочет – и пожирается каннибалами, вместе с его желаниями. 2) Он хочет – и убегает от каннибалов, прячется в труднодоступных местах, всю жизнь скрывается и дрожит, что его все же найдут, обнаружат (кстати сказать, так рождалось монашество-отшельничество). 3) Он берет в руки меч, топор, дубину – и начинает истреблять каннибалов-содомитов. Он доказывает им не словом, а делом, что сильнее их. Какой из трёх вариантов вам кажется перспективным? Понятно, что (3), хотя на начальных этапах путь (2) тоже играет важную роль. Если не можешь противостоять злу, то хотя бы беги от него! Хотя бегство имеет смысл не само по себе (о чем часто забывают беглые), а только как маневр для накопления сил. Теперь дальше: ну, не может же один человек сопротивляться племенам каннибалов! Следовательно, в своей борьбе с бесноватыми, иррациональными насильниками (которым хохот и пляски, прыжки и гримасы заменяют мысль – ничего не напоминает?) этот древний верующий человек вынужден искать себе подобных и создавать военную организацию Добра. Военная организация злодеев всегда есть – с этим без проблем: не нужно прилагать усилий, чтобы возникла вооруженная банда, преступный сговор и т.п. Наоборот, на протяжении веков человечество ведет прилагает массу усилий, чтобы уничтожить банды и криминальное подполье. И что? Как видим, борьба идет с переменным успехом… То есть военная организация зла – обладает способностью к самозарождению. При вялости и квелости добрых людей (явленной, например, в позднем СССР) эти криминальные образования обретают монополию насилия. Ваши обиды и упреки, сколь угодно обильные – не отменяют монополию насилия криминальных приватизаторов, потому что им «ссы в глаза – все равно, что божья роса».

Решив покончить со злом и безумием, Храм (я описываю универсальный исторический процесс зарождения государств и культов) создает вооруженную охрану для отстаиваемых в храме идей и ценностей. Охрана Храма (Культа) занимается сперва обороной верующей общины от каннибалов, а потом, усилившись, переходит и к натиску на каннибалов. Военной организации нужен вождь, а вождь выявляет эффективность не в культовых радениях, а в бою. Он, может быть, далеко не самый лучший из верующих этой храмовой системы, но он – самый яростный и свирепый в бою, и он выдвигается на ту странную должность, которая многим кажется насмешкой: «христианнейшего короля». Дебильный титул, правда? Какой же он «христианнейший», если давит и душит, казнит и пытает, ведет кровавые войны, облагает налогами и ограничивает законами? Что же в нем «христианнейшего»? Ничего, кроме того, что его военно-террористическая деятельность не дает окончательно-разнузданным каннибалам черными волнами затопить все пространство обитания общины единоверцев! Появление царей было революционным актом в борьбе с черной стихией первобытной племенной анархии и «военной демократии». На царей возложили миссию охраны добродетели, которой у племенных вождей с их бессистемными грабительскими набегами, не было. Что такое «борьба с системой»? Можно бороться с недостатками и злоупотреблениями системы – но это борьба укрепляет систему, и вовсе не призвана разрушить саму систему. Наоборот – она требует устранить угрожающие системе неполадки! Есть, например, снабжение горожан продуктами питания, колбасами и сырами, скажем – а есть дефицит и очереди. Одно дело – устранить очереди, и совсем другое – разрушить саму систему организации питания.

Есть борьба правоохранителей с преступностью. Одно дело – устранять сговор полиции с преступниками (который мешает системе бороться с преступностью), и совсем другое – на радость криминала уничтожить саму полицию и систему расследований! Понятно, что у психически вменяемого человека не может быть цели «борьбы с системой». Система – продукт цивилизации и развития технологий, она возникала из мглы первобытного хаоса тысячелетиями, формировалась, как механизм, полезный человеку и человечеству. У системы случаются болезни, мутации, когда система изменяет себе, не на высоте своего положения – вот о чем нужно говорить! Но бесноватым нужно ликвидировать не сбои в системе, а саму систему… Например: разрушить государство. Это как?! Оно что, просто так возникло, не для нужд цивилизации и прогресса?! Оно что, изначально создание злоумышленников, задумавших людям портить жизнь? Или же творение гениев, призванное людям жизнь обеспечивать? Человек с историческим и вообще адекватным мышлением видит в государстве сложнейший механизм, создававшийся гениями на протяжении веков путем совершенствования технологий преодоления безысходности. Именно поэтому государство – величайшее и всеобщее достояние людей, главный и единственный инструмент что-то изменить к лучшему. Вне государства – только кровь, мрак, ужас, и взаимное пожирание. Когда государство слабеет, утрачивает свои защитные функции – вся эта тьма и монстры начинают через щели проникать в нашу среду, как случилось в 90-е… Для человека катастрофически не-глубокого, для навальненка – поколения предков представляются идиотами, не умевшими жить. Все эти поколения занимались «какой-то херней», слишком сложной, чтобы навальненок мог ее понять. А ведь все так просто! Зачем все эти «конгрессы, немцы, писанина» от которых «голова пухнет»? Надо просто выкрикнуть «я здесь власть!» и освободить себя вообще от всего: тут-то и жизнь хорошая начнется! А как же ей не начаться, если каждый будет делать, чего он хочет? Хочу я рисовать – и рисую, хочешь ты в кафешке сидеть – сидишь, хочет Дудаев нас скушать – и…

Когда малолетний засранец крикнет «я здесь власть» добрейшему и интеллигентнейшему Н.И. Рыжкову, прозванному в «перестройку» «плачущим большевиком» – тот заплачет. А когда малолетка то же крикнет в лицо Дудаеву или Басаеву – те рассмеются. Можно говорить о правах человека с Рыжковым или Янаевым, Крючковым или Пуго; но нельзя говорить о правах человека с Ельциным, Дудаевым или Радуевым. Итогом всех майданов является утрата умеренной и сдержанной власти (ежели таковая была) и торжество самой мрачной и террористической диктатуры. Самое обидное, малолетка, что твои предки за много поколений до тебя это уже испытали и поняли. И объяснили в тысяче книг для чтения, которым ты не стал заниматься. То, что ты этого девственно не знаешь – не их вина, а твоя неграмотность. Которая может стоить миру всей человеческой цивилизации…» (Леонидов). Не знаю, как Вам, а автору данная статья очень понравилась, тем более что она крепко-накрепко связана с триединством нашего мира, о котором автор рассуждал в предыдущей главе. И стала, как бы, продолжением ее. И в результате мы получили, что Сила – это активная составляющая, Ум – нейтральная, а Справедливость – пассивная составляющая. Однако если Ум и Справедливость вполне спокойно уживаются вместе, то Сила и Ум всегда противостоят друг другу. Сила должна быть подконтрольна Уму (нет ничего хуже, чем «неумная сила»), но она этого не хочет, и постоянно пытается «улизнуть» из под этого контроля. Вот в результате этого процесса мы и наблюдаем мир таким, каков он есть — несправедливым. И так может продолжаться бесконечно долго, до тех пор, пока мы не придумаем, как обуздать Силу своим умом. Иначе она всегда будет превращаться из Доброй Силы в Злую Силу. Нужно ли принуждение в том или ином государстве? Конечно, нужно, но принуждение умное. А как сделать его таким? Для этого годится только один способ — необходимо выстроить заслоны против подобного превращения. А как выстроить такие заслоны? Лучше всего для этого годится «никогда неизменяемая Конституция» (изменить можно только Конституционные законы, но не саму Конституцию, как нельзя и внести в нее какие-то новые положения, типа поправок в конституцию США). А для того, чтобы написать такую Конституцию, необходимо коллективное творчество умнейших людей страны, объединенных единой идеологией. Увы и ах, но в России сегодня нет никакой идеологии, в этом-то и заключается главная загвоздка. Ну а мы с Вами, уважаемый читатель, пытаемся здесь «нащупать» такую идеологию, и, по мнению автора, у нас совсем неплохо получается.