Homo Argenteus. Сознательная история

Законы, которые мы не исполняем

А вот и продолжение статьи Александра Леонидова из прошлой главы  (источник: https://ss69100.livejournal.com/4670917.html). Это вторая глава книги «Ельцинизм – могильщик цивилизации», которую Леонидов назвал «Американская стратегия в борьбе с человечеством». «Внутреннее разложение в СССР происходило и само по себе, но не в вакууме: кое-кто очень напряженно и заинтересованно наблюдал процесс. И вот мнение нашего аналитика: «Величайшая катастрофа ельцинизма не обрушилась бы на нас, если бы не стратегия «сверхдержавы N 2», то есть Соединенных Штатов Америки». Начиная с 60-х годов ХХ века США, сперва ситуативно, а потом и вполне сознательно выходят из «стратегии разумного дискурса». Главная ставка в их стратегии борьбы с геополитическими противниками делается не на развитие, а на деградацию человека. Поэтому выход из режима диспута в режим свистопляски и бесноватого кликушества носит фундаментальный характер в стратегии США. Что такое «режим диспута»? Культура диспута появилась еще в средневековых университетах Европы и строилась на трех китах: состязательности, выслушиваемости и рациональности обеих сторон того или иного спора. В режиме университетской культуры человек не просто может, но и обязан дать оппоненту системно изложить взгляды. Затем он вправе возразить, но только рационально, опираясь на законы логики. Если оппонент в диспуте не прав – необходимо ясно указать, в чем и почему он заблуждается, где слабое звено в его логической цепи выводов. Отделаться воплем «ты дурак, заткнись!» с последующим оглушением оппонента, самого себя и всей аудитории – было нельзя. До 60-х годов ХХ века… А потом появилась разработка американцев «рок-секс-наркотики», убившая культуру диспута сперва у одичавшей молодежи, а потом и вообще у всех. Рок оглушал, секс заманивал к низшим инстинктам, наркотики довершали дело деградации разума человека. Спорить с марксистами американцы не могли – а заявили, что не хотят. От рационально-логических возражений они перешли в режим освистываний, захлопываний, высмеивания, кривляния, заглушения, подмены понятий и предмета, и т.п. Если вместо разговора начать паясничать и греметь в тазы, бухать и предлагать оппоненту выпить с вами – сорвать разговор реально. А вот Истину найти – нереально. Ведь кривляния и паясничание, которым можно закрыть чужие мысли – собственных-то не породит. Ладно, вы оппоненту сорвали изложение, а сами-то что изложили? Год от года становилось все яснее: единственная стратегия США на будущее человечества – это больше «свободы», то есть больше наркоманов, содомитов, больше отказников даже от начального образования, больше дикости и темноты в головах людей. Никакого иного проекта будущего США не имеют, а на этот – главная их ставка, связанная с самосохранением «империи-паразита».

США мастерски обыграли общемировую усталость от сверхскорости технического и научного прогресса, всемирный запрос на простоту и примитивность. Человечество устало и захотело спать: немножко. Буквально пару часов, чтобы потом проснуться с новыми силами. А ему вместо снотворного подложили яд, после которого оно рискует вообще никогда не проснуться. То, что Научно-Технический Прогресс не делал восстанавливающих психику человека пауз, осмысленных периодов психологического отдыха, жил по формуле из песни «душа обязана трудиться, и день и ночь, и день, и ночь» – конечно, ошибка. Нужно было силам прогресса тоньше чувствовать внутренний мир человека, разорванность человека между социальным и звериным началами, нужно было где-то «попридержать коней» и вместо сверхстресса скоростного подъема сделать паузу закрепления достигнутого. Но, хотя ошибка прогрессоров несомненна – это не оправдывает те силы мрака, которые решили постоянством человеческого стресса от бесконечных перемен воспользоваться и обрушить саму лестницу восхождения. Начиная с 60-х, с «рока-секса-наркотиков», американские лаборатории всех отраслей науки напряженно ищут средства убийства разума в человеке, вкладывая огромный труд и огромные капиталы в разработку технологий дебилизации. То есть американская наука десятилетиями движется в сторону, прямо противоположную традиционным целям традиционной науки. Если классическая цель науки на протяжении 5 тыс. лет цивилизации – сделать человека разумного еще разумнее, то цель американской антропологии – сделать из человека разумного обезьяну или сумасшедшего. Осознавая, что прогресс их стирает, силы реакции решили нанести встречный удар, и стереть само понятие прогресса. На что опирались? Чем сложнее человек – тем тоньше устроена его психика. Ломкость и хрупкость – плата любого прибора за его тонкость и чуткость. В какой точке лучше всего «подсыпать песочку» в подшипники Разума, чтобы логическая машина мышления сломалась или взорвалась? Именно это и исследовали с бешеным азартом американцы. Они исходили из того безусловного факта, любой сложный прибор можно сломать, испортить. Что сделано – то может быть и сломано. Нельзя сделать механизм, который в принципе нельзя было бы сломать.

Другое дело, что на протяжении 5 тыс. лет цивилизации механизмы делали совсем не для этого. Все поломки механизмов связаны были со случайностью, энтропией среды, они не разрабатывались сознательно, как технологии. Луддиты ломали машины открыто, не догадываясь, что можно сломать машину тайно, так, чтобы тебя не обвиняли, а обвиняли бы машину в несостоятельности ее строения. (Луддиты — группа английских рабочих, протестовавших в начале 1800-х годов против изменений, которые повлекли промышленный переворот, и считавших, что их рабочим местам угрожает опасность. Часто протест выражался в разрушении машин и оборудования. Движение быстро распространилось по всей Англии в 1811 году, оно повлекло за собой разрушение шерстяных и хлопкообрабатывающих фабрик, пока английское правительство жестко его не подавило. Луддиты собирались по ночам на торфяниках, окружающих индустриализованные города, занимаясь, по большей части, строевой подготовкой и маневрами). После революции 1917 года чувство обиды экспроприированных угнетателей привело к появлению движения «вредителей», которые отличались от луддитов именно скрытым, конспиративным характером вредительства. Ненависть к новым порядкам на планете объединило вредителей сталинской эпохи и американскую олигархию второй половины ХХ века. Можно остановить поезд, если пустить его под откос. Можно остановить прогресс – если сломать его движущие силы. Можно остановить формирование академика – если свести его с ума на начальных стадиях его школьного или университетского становления. Все это сделать можно – именно это и стали делать. Вообразите, что вы на машине времени попали в молодость Энштейна или Мичурина; и ваша цель – сделать так, чтобы они тем, кем станут под старость – не стали. Уподобляясь дьяволу, вы начинаете соблазнять молодого и перспективного человека оставить занятия, скучные книжки – и предаться блуду, пьянству, наркомании, оглушающей сознание ритмической музыке, воровству и т.п. В итоге вместо Мичурина с седой бородкой появляется либо сифилитик, либо синий «торчок», либо взятый на краже уголовник… США поставили целью своей науки – повернуть вспять процесс умственного развития человечества. Если ранее наука и образование делали из дикарей цивилизованных людей, то теперь им поставили задачу: цивилизованных вернуть обратно в дикари. Фигурально выражаясь, точильщик ножей превратился в их затупителя.

Для американской стратегии оглупления человечества Ельцин оказался почти идеальной фигурой. Прирожденный дегенерат, он усилил это асоциальным поведением и алкоголизмом, а к концу жизни добавились и нотки старческого слабоумия. Как могильщик цивилизации, «культуры разумного обсуждения» – он подходил великолепно. С точки зрения личных качеств он сочетал редкую тупость в области абстрактного мышления с характером пробивным, настойчивым и очень раздутыми амбициями. То есть максимум властолюбия у него сочетался с минимум компетенции. В этом смысле трудно переоценить его личную роль в глобальном процессе НАВЕДЕНИЯ ПОРЧИ на человечество. Сама по себе идеология либерализма в переводе-кальке и будет означать «наведение порчи». Либерализм – идеология-паразит: он не существует сам по себе, отдельно от какой-то чуждой идеологии, на которой паразитирует. И тут все очевидно: для того, чтобы «либерализовать» – нужно иметь, что либерализовать. Неудивительно, что либерализм многолик: в США с их капиталистическими традициями он скорее левацкий, красный, а в СССР с его социализмом он наоборот, ультра-рыночный, профашистский. Если понимать либерализм в том виде, в каком его подают русские и английские словари XIX века (то есть как ослабление твердого, разложение свежего), то мы понимаем, что гниль неразрывно связана с объектом гниения. Может быть гниль яблока, гниль груши или апельсина, но не может же быть «гнили гнили». Суть либерализма в том, что существуют какие-то нормы, правила, законы, и неукоснительно соблюдаются. Как только эти нормы и законы стали расшатывать, объяснять, что вообще-то не обязательно им следовать – появляется и либерализм (порча предмета). Не в силах создать внятной, связной, логичной концепции будущего своими силами, США бросили все, что имели на разрушение чужой концепции. Но стратегия опоры на асоциальный элемент в России (воров, алкоголиков, психопатов и т.п.) незаметно для самих стратегов бумерангом ударила по внятности, связности, логике мышления, как таковым. Одно дело, если вы подменяете одни толстые книги другими: так делают все миссионеры всех идеологий. Они учат: старую книгу отбрось, замени новой книгой. Совсем другой оборот принимает дело, когда ваши миссионеры учат вообще отбросить книгу за ее сложность и скуку. Люди, растленные такой проповедью, отбросят русскоязычные книги – но ведь и за англоязычные уже не возьмутся. Ставка на асоциальный элемент, приведение к власти воров и сумасшедших – помогла обрушить СССР, но «заодно» обрушила и общие принципы строения цивилизации. Перешибла хребет цивилизационному развития человека.

Потому что есть вещи, которые можно сделать, а есть вещи, которые сделать нельзя. Например, «нацист» несуществующей нации, украинствующий бандеровец, живет в мире патологических галлюцинаций, как под тяжелым наркотиком. Может ли такое существо стать убийцей и разрушителем? Запросто. И с задачей развала советского общества такие существа успешно справились. Но что дальше? Во имя чего разрушалась система просвещения и жизнеобеспечения на территории Украины? Человек, чей разум в состоянии, близком к героиновым галлюцинациям, наркома и психопат – как инструмент созидания совершенно не пригоден. Так получается стадия вечного разрушения: сломать-то сломали все, чем жили, а ничего взамен построить не выходит. Опустились на уровень животных, а ниже идти некуда. Выше не получается. Застряли в зоологии. Сверхразрушительная американская стратегия работы с человечеством не предполагает ничего после разрушения. План в том, чтобы оставить за собой руины, в случае успеха – на века и тысячелетия. На этом план исчерпывается, ликвидируя «лишние», с точки зрения США, ветви цивилизации, сокращая «ненужное», по мнению США, население планеты, наращивая отрыв «конченной» колонии от сверкающей градом на холме колониальной метрополии. Чтобы реализовать такие далеко идущие политические проекты, нужны политики вроде Ельцина. То есть политика, который, с одной стороны, свиреп и энергичен, агрессивен и нахраписто-нагл, обладает самоуверенностью, с другой – по уровню умственного развития является пещерным человеком. В Южной Америке США таких политиков почти официально называют «генерал-горилла», то есть главарь типичной проамериканской хунты, который умеет убивать, но самостоятельно думать не умеет. Ельцин, в силу климата, больше походил на медведя или кабана (на генерала-гориллу очень походил А. Лебедь) но для задуманного вполне годился. Главная особенность психологии Ельцина и вообще всей его генерации политиков разных уровней – фундаментальное варварство, избавленное от всякой рефлексии цивилизованного человека. Ельцин и производный от него ельциноид – даже в самых приблизительных чертах не могли понять, для чего в механизме цивилизованной жизни присутствует та или иная деталь. Они не понимали даже в общем и смутно, как работает механизм воспроизводства цивилизованных норм и отношений. Так дикарь не понимает, зачем нужна холодильнику розетка или телевизору шнур!

Ельцин и ельциноиды абсолютно не понимают ни роли, ни происхождения, ни внутреннего строения, ни контекста размещения таких явлений, как наука, культура, образование, членораздельная и письменная речь, связная логика, техника и ее развитие и т.п. Это не значит, что ельциноид не пользуется плодами всего перечисленного: он пользуется, и порой охотно, но в силу своей тупости он все время пытается вырастить уток, закапывая их на грядках, а морковки – швыряя их в пруд. Он осознает, что и утки и морковь нужны для обеда и ужина – но попытки наладить их воспроизводство анекдотичны. Ельцин и ельциноиды, поскольку мыслят на уровне пещерных людей, исходят из концепции «вечного двигателя» по отношению к государству и ресурсам, технике и науке, образованию и культуре. Оттого вся их смекалка строиться вокруг того, чтобы больше брать, отчуждать, улавливать – из всех благ, выделяемых «вечным двигателем». А закладывать туда ничего не нужно, жертвовать чем-то глупо, ведь перед нами – «вечный двигатель», который сам себя кормит и воспроизводит мистическим образом (теория рынка). Несомненно, пещерный человек именно так и рассуждал. Откуда ему знать, с чего в озере появляется рыба, а в прерии бизоны? Его задача наловить побольше рыбы, убить побольше бизонов вне понимания проблемы воспроизводства. Истощаемый лимитроф окружающей среды дикарю представляется неистощимым. Зачем, например, целый год кормить поросенка, если его можно сразу съесть? И быстрее, и расходов меньше, и труда! Именно отсюда идет представление либерала о жизни, которая вся для либерала – эдемский сад: Бог насадил деревья, а ты только ходишь и спелые плоды срываешь… Либерал ведь не думает о том, что он берет не отдавая. У него мышление в иной, более примитивной плоскости: «это мне приятно, а это неприятно». Руководствуясь чувственностью, либерал делает то, что приятно, и не делает ничего неприятного. Это уж мы, посторонние наблюдатели, видим, что либерал берет не отдавая – потому что брать готовое приятно, а производить несуществующее – тяжело, грязно и неприятно. То есть либерал не стремится сознательно быть паразитом, у него само собой это получается, бездумно. В силу тупости Ельцин видел в государстве и экономике, в социальной сфере и культуре не сложный водопровод, а бьющий из-под земли неисчерпаемый источник. А поскольку источник бьет сам, без насосов и помп – чего его пополнять? Остается только черпать, пить и радоваться… Когда вода в кране вдруг иссякнет – это всегда ставит либерала в «когнитивный диссонанс»: а куда она делась? Как посмела?!

Ельциноид не понимает, что и наука, и культура, и любая иная отрасль цивилизации – продукт жизни, создаваемый в процессе жизнедеятельности. Для ельциноида физик или писатель творят сами по себе, независимо от общего состояния человеческих отношений и ценностей. Может быть – думает самый продвинутый ельциноид – физика или писателя иной раз надо подкормить, он же человек, ему кушать надо. Кину ему грант! Но ведь та же литература (например) – она ведь держится не на писателях, и не на профессиональных критиках. Главным образом, она держится на читателях, которых необходимы миллионы: умеющих читать, приученных читать, способных понимать прочитанное. Как нельзя вырастить дуб в лунном грунте, без почвы, воды и воздуха, с помощью одного лишь желудя – так нельзя и литературе опираться на писателей. А науке – на ученых. А музыке – на композиторов. Главное – не генератор мысли, а воспринимающая среда, а такую никакими грантами скрипачу не создашь. Ну, физически он выживет – а кому играть будет? Стене? А зачем? Всякая истина уже существует допрежь нас в природе. Мы еще не родились – а истина, возможность, слагаемые агрегата – уже есть. И главная проблема не в том, чтобы найти истину, а в способности ее воспринимать. Искать ее нечего: она вокруг нас. «Еще многое имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить» – говорит Христос. Проблема не в том, что Христу больше нечего сказать, а в том, что слушателям больше нечем слушать, воспринимать! Например, супер-развитая экономика – она же уже лежит вокруг нас в виде сырья и ресурсов! И вся проблема в том, что мы не научились их правильно комбинировать, а не в том, что их нет. Скажем, энергии вокруг нас – неисчерпаемые резервуары, но пока мы не научимся извлекать из них энергию – ее для нас как бы и нет. Какую бы отрасль цивилизации мы не взяли – ее пики и гении существуют всегда в тесной взаимосвязи с породившей их и воспринимавшей их средой. Сколько гениев погибло без вести, потому что их среда не смогла их принять – мы не знаем. И сколько денег мы потеряли из-за недоразвитости своего понимания экономики – тоже не знаем.

Потребительское отношение к жизни приводит к тому, что жизнь иссякает, гаснет, распадается, и быстрее, чем можно теоретически представить. Тут главное в том, что РАСЧЛЕНЕННОЕ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ЖИВЫМ. Если приватизировать человека по кускам, и растащить в разные стороны – то вместо человека будут лишь куски расчлененного трупа. А если приватизировать экономику, и по кускам растащить – что будет? Разве не то же самое?! Подытоживая: американцы поняли, что им ничего не светит с развитым и логически мыслящим человеком, потому что им нечего предложить разуму. Тогда они решили сделать ставку на человеческий низ, опереться на низшие инстинкты и мотивации. Они поняли, что с недоразвитым человеком коммунизма вполне можно избежать – по той же схеме, по какой первобытные племена Амазонки избежали в своих джунглях феодализма и капитализма. Ведь если человек умственно-первобытный, то его вполне устраивает первобытность вокруг: ничего иного он себе вообразить не умеет, а эта среда – сама по себе, естественным путем складывается. Просто идеал свободы! Главная примета первобытности мышления – его потребительство. Человек развитый – творец и созидатель, чем примитивнее человек, тем ближе он к паразиту, приспособленцу и сосальщику среды. Паразит не то, что не хочет, он просто не может, не в силах что-то сложное, искусственное творить и создавать. Американцам нужен был паразитарный потребитель, одержимый темными страстями низа и дна, тупой и алчный. Такое существо – идеальный проводник для «тока» американского влияния. Им легко управлять с помощью рефлекторных сигнальных систем, делая то «больно», то «сладко», как зверю при цирковой дрессировке. В итоге зверь (и либерал) учатся выполнять какие-то действия, совершенно не понимая их смысла, да и не пытаясь понять. Зачем медведю танцевать в юбочке на арене, медведь понятия не имеет, зато знает другое: оттанцуешь, дадут кусочек сахара. Сфилонишь – хлыстом огреют. Американцы искали проводников, абсолютно совместимых с их темной генерацией низших смыслов. И они нашли их в Ельцине. Они нашли их в избирателях Ельцина…» (Леонидов)

Если первую статью Леонидова автор принял «в общем и целом», то эту принимает целиком и без дополнений. Тем не менее, автору обидно за свое поколение «главного Заказчика будущего» (людей в возрасте 25 – 50 лет в девяностые годы прошлого века), когда автор и сам был «избирателем Ельцина». И совсем не потому, что он и его одногодки были непроходимыми идиотами (хотя сегодня автор, поумнел, конечно, но Ельцина ненавидит ничуть не меньше Леонидова). А потому, что авторское поколение Заказчика будущего стремилось построить в России классическое либеральное государство под девизом: Свобода, Равенство, Братство, но не имело ясного представления, как это сделать. Если честно, то и сегодня цель у автора осталась прежней (правда, силы уже не те), а в девиз он с тех пор добавил лишь одно слово – «Справедливость». Процесс же написания данного сайта заставил автора поумнеть, и сегодня он уже знает, как эту цель достичь (хотя в Душе остался прежним революционером и анархистом), о чем и делится с Вами, уважаемый читатель. Ну а если и Вы хотите поумнеть, прочитайте для начала главу «Круг Общемировых Законов» в тринадцатой книге сайта, и Вы сразу поймете, что можно делать, а чего делать, никак нельзя. Увы и ах, но авторскому поколению «Главного Заказчика будущего» эта глава была недоступна, как и весь это сайт, который, к слову говоря, автор начал писать в 2005 году. Вот мы и «наворотили много лишнего». Однако, что сделано, то сделано, и «все что ни делается, делается к лучшему». По крайней мере, сегодня авторскому поколению «Главного Заказчика будущего» стало ясно, что «наскоком» построить что-то хорошее нельзя, и если строительством заняты многие, то следует присматривать не только за результатами своей работы, но и за результатами работы всех прочих участников строительства. А главное, необходимо иметь проект строительства, и этот проект должен быть одинаковым для всех участников. Иначе может получиться как в басне у Крылова: «А Вы, друзья, как ни садитесь, а в музыканты не годитесь». Именно здесь мы с Вами и занимаемся созданием такого проекта. Однако в нем принимают участие и многие другие авторы, которые и знать не знают о существовании этого сайта. А стало быть, нас (участников эгрегора строителей будущего) значительно больше, чем это, кажется на первый взгляд. И с каждым днем становится все больше и больше. Если в 2005 году сторонников мыслей, представленных на этом сайте, были единицы, то сегодня их – уже сотни (покопайтесь в интернете, и Вы убедитесь в этом). Понятное дело, есть и разночтения, но они обусловлены не кардинальным несоответствием мыслей, а лишь их оттенками. В любом случае, ничего лучше, чем либеральное государство, люди еще не придумали, а то, что придумали (коммунизм, анархизм и т.д.), являются лишь красивыми Утопиями.

А пока мы с Вами здесь рассуждали, А. Леонидов опубликовал еще одно продолжение — «Могильщик цивилизации: бензин для спички» (источник: https://ss69100.livejournal.com/4672234.html). «В предыдущих главах автор описывал криминально-шпионскую катастрофу крушения и расчленения исторической России в 90-х годах. Но почему такое удалось врагу? Какую базу для своих посевов и корней он нашел в обществе? Интересы криминала понятны, понятны и интересы Америки, координировавшей криминальный путч. Но чем руководствовалась основная масса населения? Сейчас уже трудно в точности понять, чего именно хотели добиться большевики своим «воинствующим безбожием», внедрявшимся ими в школьную программу с завидным усердием – но ясно, что не тех результатов, которые получились в итоге. Бензин может спокойно стоять в бочках долгое время – пока не поднесут спичку с пламенем. Но если есть спичка, огонек и желающий поджечь – бочки с бензином умножают силу пламени спички в самой резвой из прогрессий. Если вы накопили под своим домом огромную прорву горючих материалов, а потом кто-то к вам пробрался в подвал, мечтая вас поджечь, то вы оказали очень большую услугу поджигателю. Фиг его знает, хватило ли бы на целый дом той канистры, которую он притащил с собой. Но накопленный вами склад бензина снимает все его проблемы. Знай – спичку кинь, а дальше все займется огнем уже без тебя и твоих усилий… В предыдущей главе мы с вами определили, что главной стратегией США является опора на диких и тупых зверолюдей. И они со своей стороны пробивали подкоп в этом направлении. Но с другой стороны им навстречу, и куда более масштабно, пробивали нужный им тоннель «метростроевцы» советской школы и пропаганды. Что такое атеизм? В двух словах – это тождество человека зверю. То, что человек – зверь, в атеизме не ругательство, не эмоциональный вопль, не какая-то обида на ближнего. В атеизме это продуманная, обоснованная и холодная констатация факта, который для атеиста дьявольски очевиден. У людей и зверей общие предки. Эти общие предки случайно возникли в грязи и тине водоемов. Человек и зверь развиваются вместе, разделяя как черты анатомического строения, так и особенности поведения. Случайно возникшая жизнь по определению бессмысленна. Она заканчивается быстро и ничем. И навсегда. И без продолжения. В масштабах вселенной она ничтожна: это плесень на очень периферийной планетке в очень периферийной звездной системе. И среди вечного мрака и холода неодушевленного космоса-трупа. Рождение бессмысленно, смерть окончательна, деление поступков на добро и зло условно, и в сущности – все мысли – продукт брожения забродившей ямы с дерьмом: бурление и пузыри, выделяемые разложением, которые мы принимаем за «идеи» или «духовные ценности»…

Я не говорю, что в советской школе учили именно этому: но это вытекает неизбежно из того, чему учили в советской школе. Надеяться после такого, что американский поиск недочеловеков в советской среде не найдет благодарного отклика – верх наивности. Психологически и умственно советская система оказалась проминирована с запасом. Ничего, кроме спички, вредителю в этот дом брать не пришлось, топливо собрали без него и для него… Поверхностная сторона советской идеологии – это очищенная от разного мракобесия этика христианской цивилизации. Собственной этики у коммунистов не было – почему церковники сегодня в один голос советуют воспитывать малышей на советских мультфильмах (и даже римский папа сделал заявление на этот предмет). То есть коммунисты взяли христианскую основу морали, сбили с нее веками копившиеся на ней ржавчину и накипь малоумных и малограмотных иерархов средневековья, и в очищенном виде запустили в использование. И, слава Богу! На здоровье! Всякому понятно, что проповедь любви к брату своему – одно, а требование обрезания пиписьки – совсем другое. И не нужно их одно к другому подвязывать (что понимали уже первые апостольские общины). Ты запросто можешь любить брата своего и необрезанным (в христианстве это политкорректно назвали «обрезанием сердца»). Равно как и базовую христианскую этику воплощать в жизнь без всякой средневековой отсебятины, которую к ней прилепили давно покойные мракобесы… Никто из разумных людей не отрицает необходимости делать язык религии более современным и более научным, важное значение имеет именно научный теизм – как чистка и отсев базовых норм от разного рода прилипал, корыстного или безумного происхождения. Если не научный теизм – как отличим мы ангела от сатаны, по учению святых отцов «являющегося в образе ангела светла»? Если не логика и рациональность – как отличим мы подлинное Добро от того, что написало на себе «добро» с собственными злыми целями? Если бывают ювелирные подделки – то как же не быть подделкам вероисповедным? Посему никто и не возражал бы, если бы большевики «исследовали Писания», очистили бы церковь от проходимцев (что они в итоге и сделали), лезущих туда, как мухи на мед, за подношениями прихожан.

Но большевики не сумели отличить ненависть к оборотням, лжецам и обманщикам – от самой веры, от того, что называется «Путь, и Истина, и Жизнь». А это все равно, что лечить печеночного червя вырезанием всей печени! С одной стороны, кто бы спорил: нет печени, нет и печеночных паразитов. А с другой: останется ли жизнь пациента после вырезания печени? С годами меня все больше и больше поражает вопиющее противоречие между: — светлым, радостным, оптимистичным, наполненным мечтами и творчеством советским детством, которое все пронизано солнцем; – и той безысходной, мрачной, черной бездной, которая свойственна для раскрытого в своей логике материализма. Я все меньше понимаю – как такие разные начала можно было совместить, и на что рассчитывали те, кто их смешивал? Как они собирались преодолеть интоксикацию ужасом смерти у людей, не знаю, зато знаю точно, что с задачей своей они не справились. Конечно, труженики и воины первых пятилеток не слишком задумывались о мировоззренческих философских абстракциях – у них очень остро стояли очень приземленные вопросы физического выживания. Но чем лучше жил советский человек, чем дальше отступали призраки голода и фашизма – тем глубже проникала в человека интоксикация ужасом атеизма. На рабочих она действовала меньше – рабочим не очень-то есть время на отвлеченные размышления, им план давать нужно. Особенно сильно интоксикация смертной тенью действовала на советскую интеллигенцию, которая в итоге превратилась просто в жидкий кал: людишек мелочных, жадных, беспринципных, вороватых, духовно-раздрызганных, впадающих в алогизм и сумрачное состояние сознания на каждом шагу. Советская интеллигенция превратилась сперва в реторту по производству Иванов Карамазовых с «адом внутри». А потом и в фабрику учеников Ивана Карамазова, лакеев Смердяковых.

В «перестройку» и после мы наблюдали именно парад лакеев Смердяковых, ибо Иваны Карамазовы к 80-м повымерли. Позднесоветская интеллигенция умудрилась собрать в себе все худшие качества человека, сочетая вопиющую необразованность с глубоким искушением в растленности, агрессивность хищника и трусость падальщика, пафосность речей лжеца с комплексом иуды и эдиповым комплексом, и т.п. Истерическая ненависть к себе породила в этой интеллигенции ненависть к своей стране и своему народу, истерический восторг перед «местами, где нас нет», все комплексы смердяковской криминальности и паясничания. А что стоит в конечном итоге за всем этим? Животное желание сладко жрать и животная ненависть ко всему, что мешает сладко жрать (вроде советских уравнительных ограничений потребления). Ничего больше эта интеллигенция к 90-м года в себе не пронесла. Все ее пафосы и велеречивость оказались костюмом раблезианских карнавальных клоунов. Когда появился Ельцин – он и эти «творцы фекалий» в буквальном смысле нашли друг друга. Для позднесоветской интеллигенции Ельцин был героем-любовником, в которую интеллигенция влюбилась с потасканной страстью бальзаковского возраста. Интеллигенция хотела, чтобы ей не мешали воровать и не стыдили за ее паскудные испражнения, в цивилизованном обществе неприличные. И то, и другое интеллигенция получила в неограниченном количестве. Далее начала развиваться свойственная ельцинизму антикультура, в которой утонченность – есть извращение, вложенное в самый грубый зоологический инстинкт. Мол, у быдла секс разнополый, а мы ведь изысканные интеллектуалы, у нас он возвышенный: гомосексуальный. Интеллигенция всерьез думает, что интеллектуал – это не возвышение над звериным уровнем, а просто больной зверь. Мол, какают все звери, а слизывает говно только психически-больной, вот он и есть интеллектуал и носитель «высокой культуры»… Если советскую экономику я, человек, который тогда непосредственно и лично жил, считаю здоровой, то советский психофон был очень нездоров и темнел в 80-е на глазах. Если в двух словах, то он сочетал в себе черты наивного инфантилизма и глубочайшего экклезиастического отчаяния, маниакальной депрессивности, к тому же выражавшейся в детски-незрелых образах сознания. С одной стороны, любой позднесоветский интеллектуальный продукт переполнен навязчивым, дидактически-прямолинейным морализатороством, болезненным пафосом, который своей гипертрофией пытается скрыть и преодолеть свою необоснованность. Ведь насаждаются с постными лицами нормы, которые вообще никак нельзя обосновать в атеизме и материализме!

С другой стороны – в любом таком интеллектуальном продукте (фильм ли, книга ли, беседа ли по душам) обязательно скрывается «ковыряние запретного», попытка «подмигивать» по части скрытого растления, понятного только посвящённым. И потому гибель этого больного общества была, конечно, никак не связана со снабжением. Едва ли в веках российской, да и человеческой истории люди когда-нибудь питались и одевались лучше, чем в 1989 году в СССР. И хотя с блокадным Ленинградом снабжение «перестройщиков» никак не сравнить – в Ленинграде антисоветских митингов не было, а в 1989 году – были. И дело, естественно, не в экономике. Здоровому психически человеку немного нужно, и все, что нужно здоровому психически человеку в 1989 году было доступно. Другое дело, что у человека психически расстроенного потребительские фантазии, как и иные – могут быть и безразмерными, и, мягко говоря, «странными». Легче, наверное, вылечить психа – чем удовлетворить его вычурные и уму непостижимые запросы. Если говорить о болезнях советского общества – то это, конечно, не экономика и не оборона, и не социальная сфера, это прежде всего – психические заболевания. Самым лучшим подарком адским псам ельцинизма и приватизации была глубокая, фундаментальная деморализация противника (всей совокупности сил Добра), внутренняя духовная разрушенность сопротивления, паралич социальной активности. Очень велика была доля «непротивления злу насилием» и социального аутизма. Человек либо рассчитывал, что «без меня большевики обойдутся», либо вообще ничего не понимал в происходящем. Поэтому объединенный удар воров и шпионов достиг такого быстрого и ошеломляющего успеха в начале 90-х годов (да и до них, на подготовительном периоде). В этой связи уместно вспомнить отрывок из Пушкина, который вкладывает в уста подобного Ельцину самозванца, точно так же подогретого с Запада и внутренним криминалом, такие слова:

— Я сам скажу, что войско наше дрянь,

Что казаки лишь только селы грабят,

Что поляки лишь хвастают да пьют,

А русские… да что и говорить…

Перед тобой не стану я лукавить;

Но, знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?

Не войском, нет, не польскою подмогой,

А мнением; да! мнением народным.

Мнение народное было за 70 лет атеистической пропаганды подготовлено самое подходящее для самого зверского и темного социал-дарвинизма. И речь, конечно, идет не только об активных хищниках, непосредственно участвовавших в растащиловке, грабеже и мародерстве. Гораздо больший процент населения просто остался в стороне от битвы, предоставив все решать активистам в свое отсутствие. Общество было в значительной степени морально и психологически подготовлено если не к активному принятию зла (удел хищного меньшинства), то к пассивному непротивлению злу (удел большинства, стремление «не связываться»). (А вот с этим тезисом Леонидова автор не согласен – никто в стороне от битвы не остался. Бились все, а вот победа досталась меньшинству, как всегда и бывает). Так взаимно дополнили друг друга (и уравновесили) активное пользование злом, союз с ним одних членов общества (продавшихся) и параллельное «мирное сосуществование» со злом, являющееся типичным спутником буржуазных демократий. Здесь нужно отметить, что существуют политические режимы, которые очень болезненно и истерически относятся к сомнениям в своей святости. Если бы вы указали царю или генсеку КПСС, что они не святые – они бы очень обиделись, сильно рассердились, и посадили бы вас, и хорошо еще – если не казнили. Такие режимы свою священность воспринимают как необходимую часть своей легитимности (и не только они). Стран, в которых за критику богатых и знаменитых рискуешь загреметь в местный аналог Колымы – предостаточно. В чем особенность буржуазной демократии? В том, что в ней зло и критики зла существуют параллельно, не мешая друг другу. С одной стороны, власть признает, что она не святая и не священная, и позволяет поливать себя любой словесной грязью. С другой – людей воспитывают в духе ненасилия, недопустимости расстрелов, репрессий, политического насилия, и берут с них конституционное обещание насилия к власти не применять. Отсюда и получается параллельное существование зла и его формальных критиков. Вы говорите власти, что она не без греха – но она и сама не стремиться выглядеть святой. Вам не обязательно прославлять власть – главное, ее силой не трогать. И тогда вы можете щебетать что угодно и сколько угодно. В чем смысл? Объясню простым примером.

Каждый рождается на свет голым. Потом в силу вступает ЗАХВАТНОЕ ПРАВО – каждый в меру силы и наглости, хищности и беспринципности выкусывает для себя блага и собственность. И вот, допустим, в полном соответствие с правом силы, заложенном в ЗАХВАТНОМ ПРАВЕ некто занял шикарное общественное здание посреди города. Захватил, и сидит там, обложившись охранниками. А вы – критик. Вам это не нравится. Если бы вы стали критиковать захватчика в рамках режима, претендующего на звание священного – вас бы наказали. А в рамках буржуазной демократии не наказывают. К вам не применяют насилия – симметрично тому, что и вы не применяете насилия. И вы очень долго, нудно доказываете, что захватчик здания поступил нехорошо и некрасиво. Что он проявил аморальность и правовой нигилизм. Что-то там попрал и где-то там согрешил. На основании всего вышеизложенного вы предлагаете захватчику освободить здание. А он отвечает вам: — Нет, не уйду! Собственно, ваш диалог зашел в тупик. Вы можете, конечно, поставить его на автореверс, повторяя бесконечно и бессмысленно весь цикл, годами и десятилетиями, как наша КПРФ. Вас снова и снова будут выслушивать (или делать вид, что слушают) – а потом вежливо, но твердо отказываться уйти. Получается, что есть зло (захват здания), а есть критика зла (в рамках ненасилия) – И ОНИ СУЩЕСТВУЮТ ПАРАЛЛЕЛЬНО! Зло не наносит ущерба вашей болтовне, но ведь и ваша болтовня не наносит никакого ущерба злу! Непротивление силой – очень удобная позиция для человека, находящегося в стадии полураспада нравственности. С одной стороны, вы не поощряете зла, не смыкаетесь с ним и осуждаете его, и, следовательно, морально безупречно чисты. С другой стороны, злу от ваших протестов ни жарко, ни холодно, нравится – голосите дальше. А потому зло к вашей «моральной безупречности» равнодушно, снисходительно, что лучший результат для человека совестливого, но трусоватого: и язык не вырван, и голова не на плахе!

Если фанатик (вспомним Аввакума или боярыню Морозову) плевать хотел на себя и свою жизнь, идет до конца в своем выборе, не взирая на обстоятельства и риски, то атеист куда более склонен ценить земную жизнь (тем паче, что это единственное, у него имеющееся). Решительность у атеиста убывает (относительно фанатиков всех идеологий), а опасливость и осторожность возрастают. Было бы упрощением думать, что всякий атеист бегом бежит к любому злу с хлебом-солью и восторгом. Вовсе нет! Большинство их начинает встревоженно переминаться с ноги на ногу и впадает в ступор «ожидания приказа», в котором пребывала вся советская армия и большая часть спецслужб, парторганизаций в 1991 году. Нет и тени солидаризации со злом – но нет и духовных сил взять ответственность за самостоятельное решение. Если прикажут подавить зло – другое дело, я с удовольствием… А без приказа… Им виднее… Мне что, больше всех надо? Оторопь духа, нравственный и мотивационно-поведенческий паралич, растерянное самоотстранение в духе «я вне политики», «двух станов не боец» и т.п. – вот что ждало ельцинизм в момент его ошеломляющей атаки. Атеизм подготовил не только подонков воровской приватизации. В гораздо больших объемах он подготовил массы расщепленных, нерешительных и одержимых сомнениями, терзаниями, неоднозначностями «хороших людей». Правильнее сказать о них, что это люди-ноли, уговаривающие себя, что на выборах тайком скажут свое слово протеста: они, конечно, черту не кочерга, но и Богу не свечка. Годы показали, что принимать зло с восторгом вовсе не обязательно. Можно сурово супить брови, ругаться, плакать или писать транспаранты ненасильственных акций протеста. Главное – не мешать злу насилием, ему больше ничего и не нужно от вас. Отойдите на 5 метров от его захватной собственности, а там хоть голый зад ему показывайте, ему «фиолетово». Он истерией самосвятства не страдает, как династия Романовых. — Я подонок? Ну и ладно, пусть буду «подонок»… Только дистанцию держи, тебе же безопаснее будет… Если у верующего человека, особенно накаленного фанатика (включая сюда и коммунистов первых пятилеток) мир устроен очень просто, дуалистически, черно-белым, то у атеиста, чем больше он думает – тем больше появляется оттенков и полутонов. Погружаясь в «неоднозначность оценок», и очень гордясь этим, «развитый ум скептика» не замечает, что его мировоззрение крошится, как плохой цемент, в труху. В итоге оказывается, что в мире все так сложно, что и решения принять невозможно, и шагу ступить нельзя – всюду неоднозначность. Вера угасла – и наступил поведенческий, мотивационный паралич поступков. Сам человек уже ничего решить не может и никуда двигаться не способен. Другое дело, если его толкают автоматом в спину (мобилизованные Ельциным бандиты). Тут-то все понятно: идти, куда прикажет конвоир, ибо не сам решение принимаешь…

Чем больше обдумывается атеизм в голове, растворяясь там, чем больше развивается скептицизм «червей сомнения» – тем меньше остается у человека самостоятельной воли и цельности его «Я». Скептик ведь не человек, а два сросшихся человека, вечно спорящих друг с другом. Два – или больше. Один говорит «брито» – другой непременно возразит, что «стрижено». Один хочет налево, другой удерживает. Но и направо не идет – потому что тот взаимно удерживает. В итоге не идет никуда. Пока конвоиры с автоматами не придут вести в им одним известную сторону. Достоевский писал: «если Бога нет – то все позволено», обосновав (и очень точно), какую индульгенцию дает атеизм всем подонкам на любые преступления, суля всем единый конец и итоговую безнаказанность, что бы человек ни делал. Но этим дело не исчерпывается. Нет Бога – нет и смысла, нет и истины. А если все в равной степени бессмысленно и одинаково ошибочно – зачем вообще что-то делать, шевелиться? Человек может под воздействием атеизма стать лютым зверем, опасным преступником (именно так проходило становление А. Чубайса по его собственным рассказам). А может двинуться в другую сторону, в сторону самоустранения и самоумаления, в паралич воли и поступка, подчиняясь логике бессмысленности жизни. В этом случае дряблого угасания он не источник зла, но и не преграда злу. Он – параллельное всякому злу явление. Усложнение картины мира мириадами «неоднозначностей» ведет еще и к третьему явлению, тоже весьма массовому: непониманию явлений и сути, неспособности к различению добра и зла. Это т.н. «сумрачное состояние сознания», в XIX веке оно называлось «моральное помешательство». Есть источники и творцы зла, такие, как Ельцин. Есть те, кто не препятствует им – но, по крайней мере, ясно понимает, что они творят и внутренне осуждают. Но огромное количество людей с сознанием раздробленным, с хаосом в голове, разучившимся воспринимать сигналы объективной реальности, не умеющих разобраться в текущих, а порой даже и в прошедших событиях. Эти люди из разряда «у меня кошель украли, а я и не заметил: я и сам про него забыл». Путь в такое состояния тоже лежит через раздробление оценочной системы в психике атеиста, появление «фасеточного зрения», которым он, кстати сказать, очень гордиться и которым заносится перед «видящими все черно-белым» фанатиками. «А я не такой! Я вижу во всех красках, и красок так много – что все равно, что вообще ничего не вижу: так, рябь какая-то в глазах». Атеизм сыграл свою роль. Он подготовил кадры для криминальной мобилизации. Он подготовил и встречные кадры – непротивления злу насилием. Он подготовил и миллионы людей, вообще ничего не понимающих, как аутисты.

Протащив человека через сложность мира и неоднозначность оценок, через множество точек зрения – он лишил человека личной точки зрения. Он заставил усомниться даже самых лучших (с моральной точки зрения) – а добро ли добро? А зло ли зло? А справедлива ли справедливость? Ведь есть и другие мнения… Черно ли черное, бело ли белое – или это только мы так видим? Это была та удобренная социальная почва, составленная из бытовых циников, бытовых «ботаников» и бытовых недотеп, в которой быстро прижились брошенные американскими сеятелями черные семена ельцинизма…» (Леонидов). «Воинствующий атеизм» — это, конечно, плохо. Но является ли он первопричиной случившегося с Россией в девяностые годы прошлого века? Читая Леонидова, любой читатель понимает, что автор копает в нужном направлении. Однако сваливать всю вину на один атеизм – вряд ли правильно. Автор этого сайта – тоже атеист (по крайней мере, он не верит в Бога в общепринятом смысле этого слова), однако он осознанно выбрал для себя менталитет большинства. Давайте зададимся другим вопросом – что стало причиной появления атеизма? Ответ только один – вульгарный материализм! Подставив этот термин вместо атеизма, автор полностью согласен и с этой главой книги Леонидова. Но главной причиной случившегося автор считает даже не материализм (автор – и сам материалист, правда, субъективный), а неисполнение человечеством Общемировых Законов. Только беря пример с природы, человечество сможет обезопасить себя от великого множества всевозможных «марципанов». С природой надо дружить и воспринимать ее как старшего товарища, а не воевать и побеждать ее. Однако современное человечество, к сожалению, этого еще не поняло. А понять уже давно пора, а то запросто может оказаться и поздно!