Homo Argenteus. Сознательная история

Передача власти

Передача власти

Время от времени в любом государстве нашего мира происходит передача власти от одних людей к другим. Иногда это происходит быстро и революционно, но чаще постепенно и эволюционно. Согласно Мировому закону смены поколения «Главного Заказчика будущего» эта передача власти происходит по одному разу в следующие периоды каждого века: от двенадцатого до тридцать седьмого года; от тридцать седьмого до шестьдесят второго года; от шестьдесят второго до восемьдесят седьмого года и от восемьдесят седьмого до двенадцатого года следующего века. Давайте посмотрим, как это происходит. А происходит это точно так же, как и в природе при смене агрегатного состояния вещества. Твердое вещество является наиболее устойчивым в природе и чаще всего имеет кристаллическую структуру (хотя не всегда, например, стекло не имеет кристаллической структуры). Любое устойчивое государство представляет собой аналог такого вещества, в котором кристаллическая структура является аналогом властной структуры государства. Таким образом, аналогом стекла является анархическое устройство страны. Любая передача власти обязательно сопровождается периодом безвластия (перехода вещества из твердого состояния в жидкое или газообразное). Однако образовавшееся новое государство не является стабильным, а чтобы его стабилизировать, требуется еще одна передача власти (переход вещества в твердое состояние). Таким образом, полный цикл смены власти в государстве происходит за пятьдесят лет: сначала традиционное государство превращается в менее традиционное, а затем последнее обратно превращается в более традиционное государство. Очевидно, что нынешняя Россия образовалась после либерально-буржуазной контрреволюции, произошедшей в нашей стране в девяностые годы прошлого века. И сегодня она находится в «жидком состоянии» и в ожидании новой передачи власти с построением более традиционного государства (перехода вещества в твердое состояние). И этот переход должен состояться до 2037 года. Предыдущее традиционное государство в России было построено в период с 1962 по 1987 год после передачи власти от Никиты Хрущева Леониду Брежневу. 14 октября 1964 года Пленум ЦК КПСС, организованный в отсутствие Н. С. Хрущева, находившегося на отдыхе в Пицунде, освободил его от должности Первого секретаря ЦК КПСС «по состоянию здоровья». На следующий день указом Президиума Верховного Совета СССР Хрущев был освобожден от должности главы советского правительства. Леонид Брежнев, заменивший Хрущева на посту Первого секретаря ЦК КПСС, согласно утверждениям Первого секретаря ЦК Компартии Украины (1963-1972) Петра Ефимовича Шелеста, предлагал председателю КГБ СССР В. Е. Семичастному физически избавиться от Хрущева. Таким образом, передача власти была осуществлена очень быстро, но без революции.

Так же быстро (и без революции) была осуществлена предыдущая передача власти от Сталина Хрущеву. Иосиф Сталин умер 5 марта 1953 года, согласно медицинскому заключению — от кровоизлияния в мозг. После его смерти в правительстве сформировалось три полюса силы из Л. П. Берии, Г. М. Маленкова и Н. С. Хрущева. В июне 1953 года сторонниками Хрущева был арестован и впоследствии расстрелян Берия. 7 сентября 1953 года на пленуме ЦК Хрущев был избран первым секретарем ЦК КПСС. Маленков был смещен с партийных позиций в 1957 году. Период правления Хрущева частенько называют «оттепелью», и, по мнению автора, это справедливое сравнение, так как именно под руководством Хрущева было «расплавлено» железное (традиционное) государство Сталина. Можно и дальше углубляться вглубь нашей истории (да и историй всех остальных стран нашего мира), но это, уважаемый читатель, Вы можете сделать и самостоятельно. В любом случае, всякая передача власти всегда сопровождается периодом «безвластия», когда «старое» борется с «новым», правда, эти периоды сильно различаются, друг от друга по времени. После Великой Октябрьской революции период безвластия растянулся на годы (гражданская война закончилась лишь в октябре 1922 года), в то время как все последующие передачи власти в России сопровождались безвластием считанные дни. Исключением из этого правила стала лишь либерально-буржуазная контрреволюция девяностых. По мнению автора, это служит достаточным основанием предположить, что ожидаемые нами «передача власти в России и период безвластия» должны произойти быстро и не будут сопровождаться революцией. Однако вернемся к советским временам. «Был ли СССР тоталитарным государством?» Об этом рассуждает Раковский Андрей Валерьевич в своей статье с тем же названием (источник: https://ss69100.livejournal.com/4584718.html). «Условное название мифа: СССР и другие коммунистические режимы являлись тоталитарными. Развернутое описание: Миф используется, чтобы «доказать» внутреннее родство марксизма, национал-социализма и фашизма. Примеры использования: «В качестве характерных примеров тоталитарных режимов мы будем рассматривать национал-социалистическую Германию и СССР». Прежде чем пытаться ответить на этот вопрос, необходимо разобраться с самими терминами «тоталитаризм», «тоталитарное государство».

Казалось бы, что тут сложного? Ведь термин используется очень широко. Однако большинство авторов предпочитают его просто не расшифровывать, а прочие вкладывают в этот термин совершенно разный смысл, причем смыслы у разных авторов зачастую совершенно противоположные. По меткому замечанию А. Штейнзальца: «Слова-клише, широко используемые в обыденной жизни, в том числе в средствах массовой информации, в результате частого употребления обычно постигает печальная участь: их начинают применять либо неточно, либо вовсе неправильно». Большинство словарей определяют тоталитаризм следующим образом: «Тоталитаризм (от итал. totalitario) — политический режим, характеризующийся крайне широким (тотальным) контролем государства над всеми сторонами жизни общества. Целью такого контроля над экономикой и обществом является их организация по единому плану. При тоталитарном режиме все население государства мобилизуется для поддержки правительства (правящей партии) и его идеологии, при этом декларируется приоритет общественных интересов над частными. Организации, чья деятельность не поддерживается властью, — например, профсоюзы, церковь, оппозиционные партии — ограничиваются или запрещаются. Роль традиции в определении норм морали отвергается, вместо этого этика рассматривается с чисто рациональных, «научных» позиций». Как можно видеть, такое определение является столь общим и противоречивым, что, используя его, к тоталитарным можно отнести множество самых разных стран. К примеру, первый ваххабитский султанат саудитов, времена правления Кальвина в Женеве и многое-многое другое. Сказанное нисколько не является преувеличением. Так, Поппер постоянно использовал понятие «тоталитаризм», как синоним «закрытого общества». И рассматривает при этом как такое общество… древнюю Спарту, напрямую употребляя выражения вроде «тоталитарный полис». Чем породил довольно оживленную современную дискуссию о том, считать все же Спарту тоталитарным государством или нет. Еще больше неясности возникает, когда слово «тоталитаризм» используется как прилагательное. Так, в носителей «тоталитарного сознания» записывают десятки философов совершенно разных направлений — от Платона с Аристотелем до Гегеля с Марксом. И Достоевский, получается, тоталитарный философ, и Данилевский. И даже такие историки, как Ф. Бродель, тоже под подозрением. Не случайно, констатирует историк А.И. Фурсов: «Тоталитаризм везде и всегда! При такой широте само понятие «тоталитаризм» оказывается бессодержательным и неработающим».

Следовательно, термин настоятельно требует уточнения. И нельзя сказать, что такие уточнения не пробовали делать. «Теория тоталитаризма широко распространена среди антикоммунистов и исходит из того, что фашизм и советский режим 1930-40-х гг. имели в своей основе много общего — с точки зрения их идеологических противников (либералов, социал-демократов, христианских демократов, анархистов и т. д.) — и вместе с тем качественно отличались от прежних диктатур. В силу этого обстоятельства, термин «тоталитаризм» не является точным синонимом тирании, и потому его не вполне корректно применять к деспотичным режимам, существовавшим до XX века». Согласитесь, ценное признание. Его иначе можно пересказать следующим образом: «Мы хотим ввести какой-то термин, которым можно было бы объединить фашизм и советский режим, и потому отбросим все, кроме этих двух режимов». Однако для использования понятия «тоталитаризм» как научного термина такой подход не допустим. Должны быть указаны причины, на основании которых устанавливается ограничение. Иначе получается, что если что-то происходило до 31 декабря 1901 г. — это еще авторитаризм, а вот, начиная с 1 января 1902, уже и тоталитаризм получился. Кроме того, появляется вопрос — так все же «фашизм» или «нацизм»? И как поступать с утверждениями «Ирония истории, однако, заключалась в том, что даже в лучшие для режима Муссолини годы Италия оказалась далека от тоталитарного идеала»? То есть даже родина фашизма с трудом попадает под предписанные ей тоталитарные определения. «Каталог особых черт тоталитарной системы впервые был составлен 40 лет назад американским политологами К. Фридрихом и З. Бжезинским… Впоследствии он многократно модернизировался и существует во множестве вариантов… Перечисление 6 или даже 12 и более признаков, однако их в принципе недостаточно ни для раскрытия сущности явления, ни тем более для выяснения причин его появления и динамики развития… Эти признаки по-разному работают уже в двух основных подтипах тоталитарных режимов — фашистко-нацистском и коммунистически-сталинском. Они по-разному действовали в странах первой тоталитарной волны 20-30-х годов и в странах второй волны военных и послевоенных лет».

Составители процитированного сборника честно пытались подобрать и отработать определение тоталитаризма. Но вынуждены были грустно констатировать: «Понятие не пригодно для универсального объяснения событий и явлений». Более того, они вынуждены и констатировать не самостоятельность этого понятия. «Понятие тоталитаризм … применение или отвержение изменяется в зависимости от международной конъюнктуры, интересов и пристрастий». Но, может быть, искажено только нынешнее понимание тоталитаризма, а вот впервые выдвинувшие этот термин, имели в виду что-то вполне конкретное и ясное? Что ж, посмотрим. В качестве основных исследователей, широко использовавших данный термин, обычно называют Джованни Джентиле, Карл Поппера, Ханну Арендт, Людвига фон Мизеса, Карла Фридриха и Збигнева Бжезинского. Рассмотрим же, что говорил каждый из них. Джованни Джентиле. Почти во всех источниках Джованни Джентиле упоминают как человека, выдвинувшего и обосновавшего термин «тоталитаризм», разделяющего и пропагандирующего идею тоталитаризма. Авторы только путаются, был ли он соавтором Муссолини при написании статьи «Фашизм» в энциклопедии или лишь его вдохновителем. Однако чем же похожа идея вроде «Истинное государство, напротив, не ограничивает, а расширяет; не подавляет, а возвышает личность гражданина; не угнетает, а освобождает ее» на концепцию тоталитаризма? Дело в том, что Джентиле непрерывно подчеркивает связь государства и свободной личности. «Государство […] Это — сам человек, поскольку он реализуется универсально, специфицируя свою универсальность в определенной форме». Главное внимание Джентиле обращает на этический характер государства, особенно подчеркивая, что непризнание подобного характера государства заводит все рассуждения в тупик. Что механическое понимание государства, как силы, «которая является не свободой, но ограничением свободы» и ведущей деятельность «направленную на повелевание материальными благами, т.е. определяющую посредством права исключительно экономическую жизнь человека» приводит к абсурдным надеждам. Но тот, кто пользуется этим механическим и экономическим понятием государства (являющимся традиционным католическим понятием), склонен затем — с противоречием, которое есть явная и решительная самокритика — желать, чтобы само государство одухотворялось и поднималось к высшим моральным и религиозным идеалам. Абсурдное подчинение! — если тот, кого побуждают подчиняться, не был бы в состоянии оценить эти идеалы — и, стало быть, не обладал бы уже моральным и религиозным сознанием.

Так отнимают одной рукой то, что отдают другой. В действительности непризнание этического характера государства осуществляется лишь посредством противопоставления государству, которое не является этическим, этического государства (последнее чувствует реализующимся даже тот, кто не признавал этичность государства)». Отметим это важное рассуждение, к нему еще придется вернуться. Кроме того, позиция Джентиле прямо противоречит обсуждаемому определению тоталитаризма. В Википедии сказано: «Роль традиции в определении норм морали отвергается», однако в подписанном Джентиле «манифесте фашисткой интеллигенции» «подчеркивалось, что фашизм — движение исключительно итальянское, неразрывно связанное с культурной и исторической традицией Италии, движение политическое и моральное, даже религиозное». И дело не только в Джентиле, апелляция к традиции, так или иначе, представлена во всех фашистских движениях. Карл Поппер. Наиболее полно Поппер выразил свои взгляды в знаменитой работе «Открытое общество и его враги». Даже на первый беглый взгляд бросаются в глаза нестыковки в тексте. Скажем, Поппер неоднократно клеймит Платона как тоталитарного философа. «Мой анализ и моя критика будут направлены против тоталитаристских тенденций политической философии Платона». И из этой критики видно как Поппер представляет себе тоталитарное государство «Платон верил как в существование общей исторической тенденции упадка, так и в возможность остановить политический развал путем задержки всех политических изменений. В этом и заключалась цель, к которой он стремился. Добиться ее он пытался при помощи установления такого государственного устройства, которое было бы свободно от пороков всех других государств: такое государство не вырождается, потому что оно вообще не изменяется. Государство, свободное от пороков, связанных с изменением и загниванием, есть наилучшее, совершенное государство. Это — государство Золотого века, не знающее изменений. Это — государство, находящееся в задержанном, остановленном состоянии». Это высказывание является главным в последующих размышлениях Поппера. Собственно говоря, это и есть его определение «закрытого общества», тоталитаризма. Но справедливо ли оно? Заглянем в критикуемого Платона: «- Я ничего не могу к этому добавить. Но какое из существующих теперь государственных устройств ты считаешь для нее подобающим? — Нет такого. На это-то я и сетую, что ни одно из нынешних государственных устройств недостойно натуры философа». В этом высказывании ярко проявляется реализм Платона, понимание недостижимости идеала (как он понимал этот идеал). Итак, с одной стороны Платон со своим реализмом, а с другой стороны — Поппер, со своим бинарным мышлением. Черное — белое, открытое общество — закрытое общество. Вот и спрашивается, кто же из них обладает «тоталитарным мышлением»? Риторический вопрос…

Термину «тоталитаризм» Поппер не дает собственного определения, а выводит его как синоним «закрытого общества». Которое, в свою очередь, является антиподом «открытого общества». Однако и понятие «открытого общества» Поппер не определяет, так же как и более-менее ясной онтологической его картины. Круг замыкается. Один термин объясняется с помощью ввода другого термина, который также не раскрывается, а попытки прояснить его возвращают нас к первому термину. Над подобным «методом» злобно издевался С. Лем в «Путешествия Иона Тихого», когда его герой захотел найти в энциклопедии ответ на вопрос — «а что же такое сепульки»? Закрытое общество, описанное у Поппера, это просто слепок темных сторон самой же западной цивилизации. Очень шаржированный. Так, Поппер видит устройства Афины и Спарты, как олицетворение двух универсальных типов обществ, проходящих через всю историю. Но различия между Афинами и Спартой можно объяснить гораздо проще и логичнее, как различия между аграрным и торгово-ремесленым полисом. При этом, несмотря на ряд различий, общего у этих полисов больше… Применительно к незападным обществам шарж становится еще менее отвечающим реальности. Описание Поппера не имеет никакого отношения ни к органическому обществу традиционного типа (исламскому, конфуцианскому и т.д., которые гораздо более свободны, открыты и демократичны, чем представляет Поппер), ни даже к общественному устройству первобытных племен. Ханна Арендт. При всем обширном использовании термина «тоталитаризм», термин у Арендт так и не расшифровывается. Грубо говоря — с использованием термина проблем нет, они возникают, как только попытаешься термин определить… Можно и нужно критиковать Арендт за то, что почти все, что она пишет о СССР, является мифами массового сознания. Арендт и сама понимает, что пользуется сомнительными источниками: «о Советской России мы не имеем почти ничего, кроме спорных источников». И вот такие слухи и домыслы становятся «доказательствами» ее концепции. Тем не менее, Арендт очень примечательна тем, что ее критика тоталитаризма полностью противоположна многим другим критикам. Практически все они (Поппер, Мизес, Фридрих, Бжезинский и т.д.) используют термин «коллективизм», чуть ли не как бранное слово, противопоставляя ему «индивидуализм». Тогда как Арендт видит причину возникновения тоталитарных обществ в атомарности его членов. «Тоталитарные движения — это массовые организации атомизированных, изолированных индивидов».

В этом Арендт внезапно оказывается в одном лагере с такими неомарксистами, как Э. Фромм, который прекрасно показывает, что именно изоляция индивидуумов и приводит к беспомощности человека перед окружающим миром, вследствие чего человек спасается бегством к авторитаризму или «либо к вынужденному конформизму, вследствие которого индивид превращается в робота, теряет себя, но при этом убежден, что он свободен и подвластен лишь собственной воле». Именно этот процесс сейчас идет по всему миру — но особо сильно в т.н. демократических странах, что прекрасно демонстрирует в своих работах английский социолог Бауман. И масштабы этой разрушающей индивидуализации гораздо шире, чем могли представить Фромм и Арендт, а корни — гораздо глубже, чем те явления, которых они опасались. В свете сказанного, получаем, что концепция Арендт использует термин «тоталитаризм» как указание на ситуацию возникновения массового человека, где «массы выросли из осколков чрезвычайно атомизнрованного общества, конкурентная структура которого и сопутствующее ей одиночество индивида сдерживались лишь его включенностью в класс. Главная черта человека массы не жестокость и отсталость, а его изоляция и нехватка нормальных социальных взаимоотношений». И в рассмотрение с использованием такого подхода можно включить большую часть современных обществ. То есть тоталитарны все… Карл Фридрих и Збигнев Бжезинский. Несмотря на то, что данные авторы начали свою работу независимо друг от друга, о более или менее полной концепции можно говорить лишь после объединения их работ и выпуска исследователями совместной книги «Тоталитарная диктатура и автократия». Основное в этой работе — это то, что авторы впервые действительно попытались дать определение термину «тоталитаризм». Изначально ими было выдвинуто 6 таких системных признаков:

— господство одной массовой партии с харизматическим лидером;

— унитарная идеология;

— монополия массовой информации;

— монополия на вооружение;

— террористический полицейский контроль;

— централизованный контроль экономикой.

Как уже говорилось ранее, данный набор признаков, едва появившись, сразу же не выдержал ни малейшей критики оппонентов. Критики резонно указали, что строй в СССР меняется. В ответ на эту критику количество признаков тоталитаризма добавлялось, а формулировка их постоянно менялась. В общем, дело доходило до абсурда. Сей абсурд был слегка закамуфлирован «академическим» стилем авторов — но тем интереснее, как же прочитанное поняли другие… Вот как пересказывают Бжезинского его сторонники: «Для З. Бжезинского очевидно, что низкий образовательный уровень является одной из причин иррационализма в политике… Он отметил, что одной из важнейших особенностей тоталитарных режимов, определяющих их низкую экономическую эффективность, является существенное снижение интеллектуально-образовательного уровня всего общества, особенно властных структур… власть принадлежала политикам, чей образовательный уровень соответствовал системе среднего образования и ниже». Здесь, собственно, просматривается обычное сетование старой элиты на прорыв к власти масс. Как заметил Хосе Ортега-и-Гассет, «прорыв массовидного человека к власти сопровождается уничтожением культурной элиты». Все это понятно, но при чем здесь собственно тоталитаризм? Разве не по такому пути идут и те страны, которые считаются демократическими? Есть ли то, на чем все авторы сходятся? Как было показано, концепции полностью противоречивые. Возникает вопрос — а может быть, есть нечто, объединяющее их? 1. Обращает особое внимание, что многие сторонники концепции тоталитаризма обвиняют в тоталитаризме тех, кто в принципе считает государство несовершенным, и идеал — недостижимым. Так Поппер обвиняет Платона, много грязи вылито на Джованни Джентиле, который прямо заявляет: «Государство, разумеется, никогда не является совершенным государством». 2. Практически все концепции уделяют особое внимание вмешательству государства в сферу культуры. 3. Линейное представление государства и общества. Во многом эти «теоретики» представляют общество плоскостным. Есть враждебное государство (которое всегда неправо). И есть свободные граждане, которые во всем правы, так как любое ограничение свободы — зло. Более того, всякая практика злоупотребления властью, всякая длительная несправедливость клеймится как тоталитаризм… Даже столь либеральные авторы, как Фукияма только устало иронизируют над экономистами, до которых так и не дошло, что социум — это не вертикаль, а совокупность социальных сетей, что настолько вырожденной структуры, которая бы представляла бы собой пирамиду, не существовало и не могло бы существовать. Что все гораздо сложнее.

Выводы. Представляется, что концепция «тоталитаризма» является идеологическим описанием мира в терминах манихейского противостояния между «современной западной системой» с ее исторической «прогрессивностью» и «закрытым» обществом, противостоящим любым попыткам развития на пути к большей свободе и сознанию морали. Остается только согласиться с З. Бауманом: «Эта система успешно вытеснила все альтернативы, кроме одной». Или современное западное общество, или «тоталитаризм», о котором «заранее известно», что он — хуже. Все люди (с их идеями), которые принципиально критически относятся к западному обществу, вытесняются в маргиналы и нарекаются «поклонниками тоталитаризма». Данный подход лишь уводит нас от попыток понимания того, что и как происходило, а также, в каком мире мы живем сейчас. Собственно говоря, на изучение советского периода неявно накладывается табу (оно сейчас в полнейшем тупике). Да и не только советского: «Спустя девяносто лет после своего появления и полвека после своего исчезновения фашизм все еще представляется загадочным явлением, не поддающимся ясному и рациональному историческому определению, несмотря на посвященные ему десятки тысяч книг и статей и множество дискуссий». Кроме того, стоит отметить, что на подобное манихейское восприятие мира накладывается еще одно явление, бытующее уже внутри самой западной культуры: страх, ужас ее нынешней культурной элиты перед пришествием человека масс. Анализ такого восприятия представляет большой интерес: как создаются и работают социально-компенсаторные механизмы у ряда групп, какие при этом срабатывают комплексы и т. д. Все это интересно и должно заслуживать ряда исследований. Однако, чтобы подобные исследования состоялись, надо вначале признать: само понятие «тоталитаризм» — антинаучно, и попытки им оперировать ведут нас в описанный выше манихейский мирок, с наукой, обществом и реальной жизнью не совместимый. А уж в политике — и вовсе опасный. Что же касается главного вопроса, ради которого и писалась эта статья: «Был ли СССР тоталитарным государством?» — то на него надо отдать четкий ответ: «Не был». Более того, ни одно государство мира, ни в один из периодов истории не были тоталитарными. Трудно принадлежать тому, чего в природе не существует, и не существовало» (Раковский).

Таким образом, авторский термин «более и менее традиционное» общество значительно ближе к жизни, чем «открытое и закрытое» общество. Понятное дело, что каждый человек понимает по-своему любой термин, четкого определения которого не существует. А потому автор предлагает подумать над таким определением. Итак, «более традиционное общество» — это сообщество людей, в котором  исторические традиции поддерживаются большинством членов этого общества, а их изменение (с целью дальнейшего развития общества) — меньшинством. И, наоборот, в «менее традиционном обществе» большинство людей поддерживают его развитие, и изменяют своим историческим традициям. Сегодня в России большинство ее жителей ратует за сохранение исторических традиций, а стало быть, они хотят построить более традиционное общество. А меньшинство (прежде всего, во властной элите) категорически против этого. Однако, хотим мы того или нет, но Мировой закон гласит однозначно: «Большинство всегда право». А стало быть, передача власти в России неизбежна, хочет того властная элита или нет. А теперь поговорим о революциях, и поможет нам в этом статья Н. Выхина «Нерушимый блок диверсантов и идиотов» (источник: https://ss69100.livejournal.com/4584140.html). «Мировое майданное движение претендует называться и выглядеть «освободительным», но в нем нетрудно разглядеть черты худшей формы рабства — марионеточности. Майдауны выступают не тогда, когда сами хотят или созрели, а тогда, когда внешняя сила их организует и направит. Снабдит вытащенным из ниоткуда вождем, несколькими провокациями, укомплектует и мобилизует. За марионеточностью стоит неспособность к самоорганизации. Тот, кто согласен играть роль марионетки в чужих руках — действительно недостоин иметь собственную страну, собственную судьбу и собственный выбор. И дело вовсе не в протесте, который давно созрел и перезрел, ибо дела наши очень плохи последние 30 лет, как минимум. Дело в той уродливой, несамостоятельной, примыкающей к иностранной диверсии форме, в который облекается массовый протест социальных дегенератов. Людей, которым их собственный выбор подменили гипнотическим внушением. Даже невооруженным глазом заметно, что у массовых протестов, прогремевших в Москве — нет национальной повестки. Прикрывающий амбиции жуликов, мечтающих попасть в никому (кроме них) не нужную городскую думу (которую даже если бы и вовсе закрыли — никто бы не заметил) протест прикрыт пустым, как пересохшая тыква, лозунгом «Россия будет свободной!»

Там нет лозунга безопасности русского дома — да и не может его быть, ибо примером и образцом, и союзником протестанты взяли себе силы, осуществляющие методичный геноцид русского народа. Там нет лозунга достатка в русском доме — он был бы просто смешон у сторонников «непопулярных реформ». Слишком много примеров того, что вся их «свобода» ведет к обнищанию населения — да они ведь этого и не скрывают! «Россия будет свободной» от кого? От жизни? От русских? Людей, которые не понимают разницы между словами — и содержанием, стоящим за словами. Оттого они и готовы бороться за «свободу, демократию, достоинство» как за слова, никак не представляя себе содержания этих слов. От чего кукловоды не только их используют в качестве одноразового расходного материала, но и откровенно глумятся над ними. Их выманивают на слова-маркеры, как роботов включают и выключают кнопкой. А они не понимают, что, например, «достоинство» — это совокупность признаков, а не просто все, что назвали словом «достоинство». Оттого они и называют «революцией достоинства» акт их экономического и этнического уничтожения, при их активном пособничестве превращающийся в акт самоуничтожения. Невозможно победить зло под руководством тех сил, которые и создали ненавистное тебе зло. В частности, нельзя победить ненавистную реальность под руководством Запада, который и создал эту ненавистную реальность. Там, где сторонники справедливости выступают совместно с либералами — они выступают не против власти, а против самих себя. Даже если сами этого не понимают. Поймут потом — но будет поздно… Необходимо помнить, что флаги и самоназвания не стоят ничего — ибо их могут использовать (и используют) любые оборотни. Нужно суть понять: что, по сути, тебе предлагают? Вернуть потерянные права — или доразрушить государство, лишив себя окончательно всех и всяких прав, включая и право на жизнь? Вот отрывок из А.П. Чехова, кстати, врача по образованию, из «Палаты номер 6», описывающий психиатрическое отделение земской больницы: «…Мойсейка, которого Никита постеснился обыскивать в присутствии доктора, разложил у себя на постели кусочки хлеба, бумажки и косточки и, все еще дрожа от холода, что-то быстро и певуче заговорил по-еврейски. Вероятно, он вообразил, что открыл лавочку».

Рядовые майдауны тоже радостно лопочут, иногда и певуче, всегда быстро и бессвязно, думая (некоторые искренне), что открыли лавочку борьбы за свободу и демократию. А на самом-то деле вся их лавочка — это кучки мусора и дряни, наложенные сумасшедшими, порой клиническими. Приговор истории суров: ни одна «цветная революция» майданного типа, нигде (слышите, нигде!) не сделала жизнь лучше. Страны разные, народы разные — а итог один: сгущение исходного дерьма до беспросветности. А почему? Да раскройте глаза, ясно ведь, почему! Эти революции руководимы иноземными экспроприаторами богатств нации. Их цель — конфискация достояния целых народов. То есть все хорошее, что у вас есть — должно перекочевать за океан. И кормить там не вас, а «их». В «обмен» вам привезут все плохое, чего за океаном держать не хотят: от радиоактивных отходов до грязной черной низкооплачиваемой работы. Пусть ею занимаются ваши дети — чтобы заокеанские могли посвятить себя чему-то более престижному. Вы хотите играть по их правилам? Или начать собственную игру? Для тех, кто желает жить своим умом, а не заемным — важно понять: есть конфетка, а есть то, что называют конфеткой. И это не одно и то же. Голодая и замерзая в неотапливаемых домах, украинцы уже поняли, что «европейский выбор» на деле и на словах — очень и очень разные вещи. Или не поняли? Но они — конченные люди. Зачем же на них равняться, на тех, у кого крайняя степень умственного, нравственного и духовного распада личности? Что такое «технология политического спина»? Объясняю «на пальцах»: у вас есть потребность, и у иностранного шпиона есть потребность. Вы хотите справедливости и роста уровня жизни, а диверсант — отторгнуть Косово. Диверсант вам предлагает: давайте объединим наши силы, совместим потребности. После общей победы — вам ваше, мне мое. То есть справедливость восстанавливается, Косово отторгается. Потом начинается совместная борьба, цель вроде бы достигнута. Их цель. Косово отторгнуто. Справедливость, правда, ни хрена не восстановлена, но это уже никого не волнует. Боссы путча добились, чего хотели. Они вам объявляют, что революция окончена, лавочка закрывается.

Спекулируя на ваших целях — они навязали вам собственные под видом ваших. Это и есть технология политического спина, или совмещающего переключения. Чтобы было понятней, объясню бытовым примером. Вы заключили сделку с продавцом: вы ему деньги, он вам товар. Деньги вы уплатили сполна, а товара не получили. Думая, что добиваетесь собственных целей, вы сыграли роль тарана и ледокола для чуждых вам аферистов. И этот фокус с тупыми людьми они проделывают снова и снова, начиная с феерической лжи 1991 года! Поинтересуйтесь (если не помните) — чего обещали людям американские шпионы — антисоветчики, и чего в итоге дали людям. И поразитесь, насколько это разные списки: обещанного и осуществленного! Так сколько же можно попадаться на один и тот же крючок с неизменной наживкой?! С 1991 года, раз за разом, вас ловят и ловят на «политический спин», паразитируя на ваших чаяниях и бедах. Раз за разом подсовывают чужую программу, обещая, что по итогам ее реализации вы получите свои мечты. Снова и снова, везде и всюду: — Начинается все «борьбой с коррупцией» — А заканчивается отторжением очередного Косово.   Что же, люди, у вас ни ума, ни гордости? Вновь шумят в Москве майданные лозунги и висит запах «болотной». Вновь всех недовольных собирают под знамена расчленения страны и геноцида русского народа. И плевать, что недовольные хотят совсем не этого! Важно не то, что ты воображаешь в уме, а то, что ты делаешь на практике. Из этой ловушки манипулирования сознанием, психическими процессами нет выхода — до тех пор, пока человек не осознает разницы между словами и явлениями. Между тем, что вожди протеста ему сулят — и тем, что они делают. Человека, который не понимает разницы между словами и делами лжецов — можно «разводить» снова и снова, до полного уничтожения. И причина ведь ясна, правда: человек, не понимающий разницы между видимостью и сущностью — недееспособен. Такому человеку нужно назначать опекуна, как делают это по отношению к слабоумным! Как не стать майданной марионеткой в руках злодеев и собственных убийц? В этом великом и самом важном деле нужно сперва осознать краеугольный факт: — Есть нормальная жизнь, и ею правит норма. — Есть ненормальная жизнь, и она подобна лихорадке, чехарде, бреду, потому что в ней нет норм (она же ненормальна!) Силы добра — как их не называй, борются за норму. Силы зла — под любыми знаменами опознаваемы своей жаждой ненормальности.

Как только услышали, что вас зовут к чему-то ненормальному, знайте: вы столкнулись с силами инфернального зла. Под кого псы ада рядятся в данный момент истории — дело десятое, третьестепенное! На то они и оборотни, чтобы рядиться под кого им выгодно. Не ждите от псов ада моральных ограничений в выборе знамен; нету у них никакой морали, поймите! Нормальная жизнь, имеющая в основе своей норму (распределения, отношений) описывается устойчивой формулой: «сам живу, и другим жить даю». Норма в том и заключается, что я беру себе в меру, и другим оставляю, что взять. Ненормальность в экономике выражается ненасытностью. Стремление активного деятеля взять себе все, а другим не оставить ничего. Забыли приватизацию 90-х? Бандитские разборки, в которых победитель получал все, а проигравшие — пулю в голову и могилку, зачастую безымянную? Теория должна выверяться практикой, и моя теория — сто раз практикой проверена, проиллюстрирована. И свой вывод об экономической ненормальности, как о формуле «мне все, другим ничего» я делаю на монблане конкретно-исторических фактов. Будете спорить? Советую не спорить, а просто понять неоспоримое: Нормальная жизнь — это доступность необходимой для жизни совокупности каждому. Проще говоря, нормальная жизнь — когда вам открыт доступ к вакансии, где вам будут платить зарплату, которой вам хватит на все необходимое для жизни. При этом работа не убивает вас физически и не унизительна с моральной точки зрения. Вот эта совокупность и называется НОРМАЛЬНОЙ ЖИЗНЬЮ. Конечно, никакой либеральной «свободы» в нормальной жизни нет: неукоснительное соблюдение нормы исключает разброд и шатания. Нормативы и хаос несовместимы! И своей нормальностью (соответствием средней норме) она отличается как от кричащей роскоши и чрезмерных излишеств, так и от вопиющей нищеты и катастрофической недостаточности. НОРМАЛЬНУЮ ЖИЗНЬ слагают протянутые через территорию от властей к нам продуктопроводы. По одному к нам течет вода (водопровод), по другому — поступают продукты в магазин, где мы отовариваемся, по третьему — стройматериалы на стройку нашего дома и т.п. В условиях разделения труда вся жизнь людей пронизана разнообразными продуктопроводами, а их сохранность — главной задачей власти и гражданского общества. Худо, если из-за снижения зарплат трудящимся колбаса станет им недоступной по цене, но не менее худо, если эту колбасу из-за хаоса и баррикад с гражданской войной вообще перестанут делать. Это две разных проблемы, но они одинаково важные.

То же касается с недостаточностью вакансий (безработицей), недостаточностью фонда зарплат и невыносимостью условий труда. Это разные проблемы, но они одинаково важны. На одной работе очень комфортно работать, но платят так, что не прожить даже скромно. На другой — платят достаточно, но условия труда безобразные, отвратительные. А на третьей работе все хорошо, и зарплата и условия — но туда меня или вас не берут ни под каким видом. Это разные проблемы — но их невозможно решить по отдельности. Ибо рост зарплат при снижении занятости — не выход. Увеличение зарплат при ужесточении режима труда — тоже не выход. К нормальной жизни можно прийти только в том случае, если зарплаты достойные, на работу принимают охотно, а условия труда — соответствуют цивилизованным нормативам. Либерал, который тычет в глаза бездомным, безработным и безденежным полными прилавками и показушным изобилием — мерзавец и разрушитель страны. Его колбасами за стеклом сыт не будешь. Но разве хаосом и массовыми беспорядками разорвать, расчленить, разрушить продуктопроводы, их сложную и долго монтировавшуюся систему — нельзя? Вообразите себе НОРМАЛЬНОСТЬ в виде головки сыра. Или куба. Чего-то цельного, с точки зрения фигуры. Либерал, стремясь увеличить свой куб, отрывает от вашего куски, разрушает вашу нормальную жизнь сверху. Мотив — понятен: личное обогащение за ваш счет. В отличие от либерала левак — нищий. Но кто сказал, что нищие не падки на хищения и хищничество?! Разве лиса Алиса и кот Базилио были богачами?! Левак хочет от вашей головки сыра отщипнуть снизу. С тем же мотивом: решить свои проблемы за ваш счет. Ваша жизнь, и ее циклы, обороты будет разрушена — зато он на волне беспорядков выбьется в «начальство», в «новые господа», сделает себе на революции капиталец или карьеру… Вот как писал У. Черчилль о леваке Л. Троцком: «…чувство эгоизма стало в нем болезнью, и болезнью роковой… Он ненавидел любую систему управления, если она не предусматривала его в качестве командира или, по крайней мере, первого заместителя». Эти слова в полной мере можно отнести и к современным либеральным протестам: дело вовсе не в системе управления, а в том, что бунтари в ней — не начальники. Выбьются в начальство — и все вопросы несправедливости их сразу перестанут волновать — что мы и увидели на Украине! Еще раз: Рынкофилы-либералы разрушают норму СВЕРХУ. Леваки-экстремисты разрушают норму СНИЗУ. А норма — это набор благ, который должен быть и у вас и у каждого. Как говориться, «без меня народ не полный»!

Сторонники НОРМАЛЬНОЙ ЖИЗНИ опознаваемы очень легко: — Они требуют себе того же, что и другим доступно. — Они не требуют себе того, чего другим недоступно. Почему? Потому что «нас много, а норма одна». Это знает любой, кто по норме выдавал продукты питания, или форменную одежду, или еще какие-то служебные принадлежности. Одинаковые сапоги на один для всех срок. Можно, конечно, раздавать разную обувь на разные сроки — но какая же тогда норма, и какая справедливость? Получается (если каждому — свое, как на воротах Бухенвальда) ненормальность и кричащая несправедливость (к которой мы и пришли, почти до самых ворот нового Бухенвальда). Человек, который требует соблюдать общую для всех норму — не требует ничего сверх нормы. А либералы хотят забрать себе все. И леваки тоже хотят забрать себе все. У либералов для этого больше власти, зато леваки моложе и многочисленнее, энергичнее, и экстремизма в них больше. А нам с вами не нужно, чтобы старый хозяин жил все лучше и лучше за наш счет. Но не нужно и другого: привести нового хозяина, голодного и алчного, который начнет хапать по новой, и снова в ненасытную пасть. Ситуация критическая: сейчас от нашего с вами личного выбора зависит не только судьба страны и русского народа, но, во многом, и судьба человечества: если мы дадим ему погрузиться в вязкий битум либеральной безысходности, то откопают его только через миллионы лет, и в качестве костей, как динозавров!» (Выхин). Слава Богу, что большинство русского народа сейчас составляют именно сторонники НОРМАЛЬНОЙ ЖИЗНИ. А стало быть, никаких перекосов (ни левых, ни правых) во время передачи власти нам ждать не приходится. И мы-таки построим для себя НОРМАЛЬНУЮ страну. Может быть, она и будет отличаться от авторской концепции, но наверняка не сильно.